Archive for the ‘Без рубрики’ Category

К предыдущему

Церковь и мир идут гораздо более в ногу, чем мы думаем. Мы смотрим на происходящее в миру «беззаконие» свысока, думая, что мы-то уж стоим на незыблимых вечных ценностях, но неосознанно довольно чутко реагируем на новые ветра и настроения в миру. Иногда даже в тонких психологических деталях. Как раз на днях мне встретился впечатляющий пример.
Есть у нас в Минске Свято-Елизаветинский монастырь, о котором вообще-то можно много чего рассказать. Обитель, скажем так, ярко выраженного иосифлянского направления. Монастырь, благо средства позволяют, решил освоить кинематограф. Поначалу документальный, а вот совсем недавно порадовал и первым постановочным. Это тот самый, на участие в котором звали объявлениями под заголовком «Стань звездой!».
Так вот. Фильм называется «Притчи». Состоит из трех довольно известных экранизированных притч. С некоторой творческой доработкой, разумеется. Вот, например, первая притча. Называется она «Необычное послушание» и за основу взята классическая притча из Древнего патерика:

Брат пришел к авве Макарию Египетскому и говорит ему: «Авва! Дай мне наставление, как спастись». Старец сказал ему: «Пойди на кладбище и ругай мертвых». Брат пошел, ругал их и бросал на них камни. Возвратясь, он сказал о том старцу. Старец спрашивает его: «Ничего они не говорили тебе?».– «Ничего»,– отвечал он. Старец еще сказал ему: «Завтра пойди опять и хвали их». Брат пошел и хвалил мертвых, говоря: «Апостолы, святые, праведные!». Потом пришел к старцу и сказал: «Я восхвалил их». Старец спросил: «Ничего не отвечали они тебе?». Брат сказал: «Ничего». Старец говорит ему: «Видишь, сколько ты ни поносил их, они ничего не отвечали тебе, и сколько ни хвалил их, ничего не сказали тебе. Так и ты, если хочешь спастись, будь мертв; подобно мертвым не думай ни об обидах от людей, ни о славе людской; и можешь спастись».

Это, конечно, только основа. Сценарий предлагает творческую переработку притчи. Для большего, как видно, интереса время действия перенесено в современность, дополнен и сюжет. И дополнен так, что читаем на обложке диска:

Первая притча "Необычное послушание" заставит не только от души посмеяться, но и вместе с незадачливым героем задуматься о грехе гордыни и ценности христианского смирения.

Смеяться, как сразу понимаешь, предлагается над чем-то, чего в оригинальной притче нет. Что же там такого смешного? Оказывается, по новой версии послушник не просто ругает и хвалит мертвых, а ругает одного покойника и потом хвалит другого непосредственно во время похорон. Наверное, авторы фильма посчитали такой поворот сюжета весьма забавным. Вполне логично, что в обоих случаях послушник получает в глаз. Все это показано очень комично, и именно над этим нам предлагают «от души посмеяться». Что за юмор в том, что избили человека? — можем подивиться мы. На самом деле ничего удивительного — все в духе времени. Буквально параллельно с выходом фильма некий деятель публично нашел возможным насмехаться над своим избитым оппонентом: «Ну дали тебе по голове, ну ты же мужик!». Аудитория просто умирала со смеху. Своеобразный юмор как плод своеобразной морали, витающей в воздухе. И даже визуально как сходно:

О взаимопроникновении

Церковь по образу своего Главы воплощается в мир, для этого она, по сути, и существует. Само существование Церкви, одновременно выделенной из мира и открытой для мира, призвано влиять на мир, «осаливать» его благодатью. «Вы- соль мира», «Вы — свет миру». Но открытость миру чревата и обратным процессом. Если Церковь призвана освящать мир, то мир, в свою очередь, стремиться обмирщить Церковь. Ничего не поделаешь — закон сообщающихся сосудов. Вопрос только в том, какой процесс является преобладающим, какая из жидкостей в сообщающихся сосудах большей плотности, а потому передавливает. Чем ближе земная Церковь к небесному идеалу, когда она, по словам апостола Петра, «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет», тем больше она способна «передавливать» мир. Чем дальше от него, тем, соответственно, проблематичнее не только влиять на мир, но и противостоять обратному процессу — омирщению. Процесс крайне опасный, поскольку носит он лавинообразный характер: чем больше омирщается Церковь, тем менее способна омирщению противостоять, а потому дальше омирщается еще легче и быстрее.
Но интересно, что при всей трагичности ситуации, процесс этот может протекать внешне довольно малоприметным образом. Особенно в современном мире. Почему? Как это ни парадоксально, но во многом благодаря предыдущему влиянию Церкви на мир. Не секрет, что многие идеалы и ценности мира имеют христианские корни, но ныне уже существуют сами по себе, вплоть до того, что берутся на вооружение даже врагами Церкви. Тот же коммунизм, например, строился пусть на извращенных, но имеющих свое начало в христианстве идеалах. Но если в случае с коммунизмом все пришло к очевидному абсурду, то в частной жизни многих людей христианство присутствует в гораздо большей степени, чем они это подозревают. Они скажут, что просто стараются жить честно и порядочно, так их воспитали, так жили их родители и деды. Но по сути они часто оказываются гораздо более «практикующими» христианами, чем многие из тех, кто себя таковыми провозглашает. И может оказаться так, что мир на каком-то этапе может даже поделиться своим некогда полученным зарядом христианства с теми институциями, которые представляют Церковь. Именно это и происходило в процессе «богоискательства 70-х годов», когда Церковь получила мощный прилив и осознанно-верующей паствы, и на совесть подвизающихся пастырей. Ведь эти «богоискатели», перефразируя апостола Павла, искали Бога, Которого не знали, но чтили. Они Его не столько открывали, сколько узнавали. И внесли это живое исповедование в порядком уже оязыченное и иссохшее «обрядоверие». Может быть, это один из механизмов того самого, что «врата ада не одолеют ее». Тот самый лавинообразный процесс омирщения может остановится именно потому, что омирщение вдруг обращается в процесс возвращения из мира Церкви, которая в нем как бы «спряталась», «затерялась».
Но тогда уместно спросить — а нет ли и тут обратного рода явлений? То есть когда освящение мира Церковью вдруг обращается возвращением в мир тех мирских соблазнов, которые некогда, в свою очередь, «спрятались», «затерялись» в церковной среде? Думаю, что да. К примеру, довольно явственно сквозь внешнее церковное обличье проступают порой идеологические схемы недавнего советского прошлого. Частью так потому, что сама церковная организация в немалой степени имеет закваску «советскости» по факту того неоднозначного церковно-государственного компромисса, которое вошло в историю под именем «сергианства». Речь не о том, ересь это или нет, плохо или хорошо. Сам факт компромисса предполагает уступку — церковь согласилась уступить миру в обмен на то, что мир в чем-то уступит Церкви. Оправдалось ли первое вторым — отдельный вопрос, но в любом случае бесследно оно никуда не исчезло и должно было так или иначе вылезти. То ли в в форме легкого озноба, который легко можно перенести на ногах, то ли постельного режима, а то и реанимации. Это уж зависит от общего состояния здоровья и прочих отягощающих обстоятельств. К числу последних, как ни странно, нужно отнести массовый приток в Церковь в результате идейного банкротства и крушения коммунизма. Разумеется, сам факт массового возвращения людей в Церковь позитивен и может только радовать. Но Церковь в этом случае должна иметь достаточный потенциал, чтобы, грубо говоря, «переварить» эту массу.
Это процесс захватывающе описан в книге Михаила Новеселова «Письма к друзьям», где цитируются записки Дмитрия Александровича Хилькова. Там есть такие слова:
что делает живая яблоня, когда она растет? Живая яблоня – т. е. какая-то сила, которую мы называем жизнью в яблоне, хватает мертвое, неорганическое <кремень> и наделяет жизнью, делает живым и органическим.
Так же точно и Христос: Сила Христова хватает живое только физически, втягивает в Свое Тело и наделяет жизнью высшего порядка, жизнью невременной.
Подобно тому, как живое только растительной жизнью, – втянутое в человека, – начинает жить жизнью человеческой, а человек начинает жить в этом растительном, так точно и человек, втянутый в Тело Христово, начинает жить во Христе, а Христос начинает жить в нем.

Но может оказаться так, что поступление кремня превысит возможности организма, и тогда в сплетениях живой материи затаится мертвящий кремний, а со временем вылезет,внешне обросший зеленью, а внутри оставшийся все тем же камнем.
Не только количественно, но и качественно отличаются «приливы» 70-х и 90-х. В 70-х новообращенные так или иначе психологически отталкивались от зримо противостоящей Церкви советской действительности. В 90-х же, напротив, отталкиваться уже было не от чего, отрыто Церкви никто не противостоял, более того — в мире погрузился в стихию рынка, а, как известно, враг моего врага… уже почти друг. В своих крайних формах это выросло в «православный сталинизм», а в общем массовом сознании в постепенной утрате чувства инородности «советскости» в Церкви. Вот и сохранился «камушек», возвращаясь в мир откуда не ждали.
Итак, Церковь противостоит миру. Церковь освящает мир. Мир пытается обмирщить Церковь. Но это не просто так, как многим кажется6 здесь «наши», а там «ваши». Мир выползает и из церковных стен. Церковь может сохраниться и в закоулках мира. Что из этого следует? В первую очередь, поменьше высокомерия с нашей стороны, что вот погряз мир во грехах, и неоткуда ему ждать спасения, только как от нас, а потому, чем больше нам удастся все вокруг «оправославить», тем больше будет Церкви в мире. Ничего подобного. Вполне может оказаться, что мы работали как раз на противоположную сторону. С другой стороны, нужно научиться чувствовать проявления Церкви в мире и научится питаться от этих ручейков, опять же со смирением брать все то, что Бог сохранил для нас, быть может нарочито сберег вдали от столбовой церковной дороги, чтоб не затоптали.
Но как же это можно уловить? как почувствовать? как понять где «наши», где «ваши», если сами церковные стены здесь не ориентир? Нужно просто вспомнить,что вера это не идеология, вера живет не параграфами или положениями, даже очень правильными, а благодатью — даром, дающимся по вере. С благодатью и открывается то зрение, которое не заменишь никакими инструкциями по ориентированию на ощупь. Подобно еще дару музыкального слуха, не имея которого не поймешь и не определишь, какой звук гармоничен, а какой чужд в оркестре.

Помочь отцу Феогносту

Отцу Феогносту крайне нужна машина! Может кто бы взялся инициативную группу по сбору средств организовать?

Дресс-код в действии

budimir пишет:

Знакомые сегодня ходили на допрос по поводу плошчы. В самом митинге они не участвовали, но были задержаны в центре города за несколько километров от места действия, сутки провели в ментовке и были оштрафованы самым честным судом на миллион рублей каждый. Теперь вот ещё и на допросы таскают.

Следователь предложила им занятную версию логики задержания случайных прохожих: по её словам, задерживали за неординарную внешность.

Далее он уточняет, что за внешность такая у них была:

У парня длинные волосы, борода и пальто (какой нормальный пацан с района носит пальто?!). Девушка в яркой шапочке и шарфике собственной вязки, клетчатой юбке до пят.

Что умилительного?

Заметил, что многие в восторге от рассказа про кота архимандрита Тихона Шевкунова. Не пойму всего этого умиления… Ведь герой рассказа всего-навсего заснулотвлекся, с кем не бывает… Прекрасно представляю ситуацию — было подобное и со мной не раз. Людей много… Все почти одно и то же говорят… И есть какой-то внутри «предохранитель», отключающий внимание настолько, что даже уже практически и не слышишь, что тебе говорят, воспринимается на уровне фона. И вдруг вопрос: «Так как мне поступить, батюшка?» или просто пауза подразумевающая ответ, как в рассказе. Захваченный врасплох мозг начинает лихорадочно копаться в закоулках памяти, надеясь хоть как-то вырулить к смыслу только что поведанного. Вот так «кот» и превратился в «копта»… Ситуация понятная и где-то даже извинительная, но, по большому счету свидетельствующая только о том, что духовнику в сущности все равно, что там у тебя — кот или копт…
Читая же приведенные в рассказе выводы и умилительные отзывы, только лишний раз поразился — как же далек я от народа… Вот это очевидное знамение равнодушия приводит людей в восторг, а спросишь Символ веры или заставишь мало-мальски к крещению подготовиться — батюшка злой и бессердечный…

Молодежь в роли гламурного фасада

По поводу молодежи на раздаче воды подумалось: странно, что никто не задается простым вопросом — а что же такое случается с этими «злыми» приходскими бабушками, причем в таком огульно закономерном порядке? Автор даже риторически восклицает: «А много вы видели смиренных церковных бабушек? То-то и оно…»
Так что же с ними случилось, что за патология такая? Ведь Церковь призвана сделать нас лучше, не так ли? А тут вроде как наоборот…
И ныне приветливые «топ-модели или что-то около того» постепенно тоже потускнеют и забрюзжат в соответствии с общей неумолимой закономерностью. Наберем свеженьких?

Ежегодное экуменическое богослужение

Такое неординарное событие, а почему-то в новостных православных лентах нигде ни слова. Четвертый раз уже, и всегда пропускают…

Насилие и политика или "Кого бы расстрелять?"

Originally posted by bacchusv at Насилие и политика или "Кого бы расстрелять?"

Такое ощущение, что для политического движения в архаичной стране лучший, если не единственный способ добиться массовой поддержки это как можно громче и нагляднее заявить: "Если вы нас не поддержите, мы вас убъем". Самый наглядный пример тут конечно большевики: "пойдете с нами, мы вам дадим жрачку, пойдете против нас, мы вас расстреляем". Политика как гоп-олимпиада. С такой мотивацией, люди готовы выходить на улицу с любыми флагами. Предложи же им борьбу за нечто, приносящее им благо: свободу, достоинство, возможность оплачиваемого труда — они пожмут плечами и посчитают тебя за бестолкового дурака, которому заняться нечем. В лучшем случае, вступят в интеллектуальный спор о том, почему твой метод достижения благополучия неверен. Так как полного согласия не бывает никогда, предмет для бесплодного спора есть всегда.

Вырваться из этого, видимо, можно только если у власти группа живущая под лозунгом: "если вы нас не поддержите, мы вас убъем, и если поддержите, то тоже убъем". Тогда, может быть, внезапно, у людей возникнет понимание, что люди, оперирующие угрозами в принципе ничего предложить не способны — они являются не "сильными лидерами", способными обеспечить "государственное величие", а узколобым гопьём, которое даже внутри своей группки не может обеспечивать порядок. Пока же ситуация обратная, угроза насилия работает как инструмент власти не просто потому, что люди насилия боятся, а потому, что они эти угрозы, да и применение насилия считают действиями, характеризующими правителя положительно, подчеркивающими его надежность и способность властвовать. Происходит это, конечно, от полного отсутствия сознания общественного единства — в донациональном обществе, человек не воспринимает насилие против соседа как насилие против себя. Рывок в модерн происходит именно тогда, когда удар палкой по лицу другого начинает ощущаться как удар по себе, когда ментальная картина наблюдателя смещается и он перестает себя представлять бьющим, и начинает представлять себя битым.

Собственно, в этом и секрет досовременной, донациональной власти — людям предлагают, совершенно иррационально, чувствовать себя бьющими, чувстовать будто бы аппарат насилия им каким-то неведомым образом союзен и родственен. Отсюда и священное отношение к государственной идее — человек не должен ни в коем случае спрашивать, на кой черт ему упало его государство, он должен лишь иррационально и вопреки объективному положению дел, чувствовать, что вот это государство — оно каким-то образом его государство. Для этого приходится спрятать истинную суть государства — которая состоит всего-то в наборе институтов власти, за эстетическими и историческими мифами. Де, покушение на государство-как-оно-объективно-есть это на самом деле покушение ещё и на устои общества, на историю, на славу прошлого, на что угодно. И это успешно вдалбливается, хотя совершенно очевидно, что  нынешний, стоящий передо мной с палкой мент, или нынешний, сидящий в телевизоре президент, или нынешняя, питающаяся на мои деньги (а также покупающая на них автоматы, взрывчатку и Роллс-Ройсы) республика Кавказа от всей это патриотической метафизики совершенно отдельна. Слава генерала Ермолова никуда не денется, если Кавказ отделить.

Если же понять, что аппарат насилия — он отдельно, а традиции, убеждения, культура — отдельно, что носителями последних является народ, а никак не бандитско-бюрократическая структура именующая себя в данный момент времени "государством", то всё отношение к насилию переменится. Внезапно окажется, что когда мент бьет оппозиционера это не "мы" бьем "их", а это "они" бьют "нас". Это, безусловно, шаг в сторону рациональности, так как считать себя "своими" для режима не могут даже его функционеры, не говоря уж о большинстве населения. Тогда и политика основанная на "поддержите нас или мы вас убъем" распадается. Но для этого нужна нация, необходимо осознание единого общества, восприятие насилия против соседа как насилия против себя. Именно поэтому русским создавать нацию строжайше запрещено — причем запрещено всеми когда-либо имевшими хоть какое-то отношение к российской государственности, будь они "либералами", или "державниками". И пока нации нет, побеждать в политике будут те, чьи угрозы убивать противников звучат наиболее убедительно.

«Но что бы ни было, не перестану говорить правду — не хочу носить бесполезно сан святительский…»

Вчера у них инаугурация, а сегодня у нас в Церкви — день священномученика Филиппа, митрополита Московского.

Некоторые строки его необычайного, но освященного Церковью, жития:

…Святитель Филипп решился противостать Грозному. Это было связано с новой волной казней в 1567 — 1568 годах. Осенью 1567 года, едва царь выступил в поход на Ливонию, как ему стало известно о боярском заговоре. Изменники намеревались захватить царя и выдать польскому королю, уже двинувшему войска к русской границе. Иоанн Грозный сурово расправился с заговорщиками и вновь пролил много крови. Грустно было святому Филиппу, но сознание святительского долга понуждало его смело выступить в защиту казненных. Окончательный разрыв наступил весной 1568 года. В Неделю Крестопоклонную, 2 марта 1568 года, когда царь с опричниками пришел в Успенский собор, как обычно, в монашеских облачениях, святитель Филипп отказался благословить его, но стал открыто порицать беззакония, творимые опричниками:

"Государь! Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид и исказив благолепие твоего сана! Ни в одежде, ни в делах не видно царя. У татар и язычников есть закон и правда, а на Руси нет правды; в целом свете уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Сколько невинных людей страдает! Мы здесь приносим жертву бескровную Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская! Грабежи и убийства совершаются именем царя".
Иоанн распалился гневом и сказал: "Филипп! Ужели думаешь переменить нашу волю? Не лучше ли быть тебе одних с нами мыслей!" — "К чему же вера наша? — отвечал святитель. — Не жалею я тех, которые пострадали невинно: они мученики Божии; но скорблю за твою душу".
Иоанн пришел в неистовство и грозил казнями:
"Нам ли противишься ты? Увидим твердость твою!"
— "Я пришлец на земле, как и все отцы мои, — тихо отвечал святитель, — готов страдать за истину".

Вне себя от ярости Иоанн вышел из храма. Пред собор епископов явился чтец с гнусною клеветою на святителя.

"Вижу, что хотят моей погибели, и за что же? За то, что никому не льстил я, не давал никому подарков, не угощал никого пирами. Но что бы ни было, не перестану говорить правду — не хочу носить бесполезно сан святительский".

Стали искать лжесвидетелей против святителя в Соловецком монастыре, но там все называли Филиппа праведным и святым; наконец игумен Паисий, которому обещали сан епископа, монах Зосима и с ним еще некоторые, недовольные строгостью Филиппа еще во время его игуменства, согласились быть клеветниками против святителя. Составили донос. В Москве Паисий в присутствии царя и духовенства со всею наглостию обвинял Филиппа.
Святитель кротко сказал Паисию: "Что сеешь, то и пожнешь". И, обратясь к царю, говорил: "Государь! Не думаешь ли, что боюсь я смерти? Достигнув старости, готов я предать дух мой Всевышнему, моему и твоему Владыке. Лучше умереть невинным мучеником, чем в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония. Оставляю жезл и мантию митрополичьи. А вы все, святители и служители алтаря, пасите верно стадо Христово; готовьтесь дать отчет и страшитесь Небесного Царя более, чем земного".

Святитель снял с себя белый клобук и мантию. Но царь остановил его, сказав, что ему должно ждать суда над собою, заставил взять назад утварь святительскую и еще служить литургию 8 ноября. При начале литургии ворвался в соборный храм один из гнусных любимцев царских, Басманов, и вслух при народе прочел осуждение Филиппу. Опричники бросились в алтарь, сорвали со святителя облачение, одели в рубище, вытолкали из храма, посадили на дровни и повезли в Богоявленский монастырь, осыпая его бранью и побоями. Толпы народа со слезами провожали святителя, а он спокойно благословлял народ. Пред вратами обители он сказал народу: "Дети! Все, что мог, сделал я, если бы не из любви к вам, и одного дня не оставался бы я на кафедре… Уповайте на Бога, терпите". Несколько дней страдал неустрашимый исповедник правды — в смрадной келье, окованный цепями, с тяжелою колодкой на шее, лишенный хлеба. Сюда Иоанн прислал ему голову любимого его племянника и велел сказать ему: "Вот твой любимый сродник, не помогли ему твои чары". Святитель встал, благословил и поцеловал голову и велел возвратить царю кровавый подарок. Наконец Иоанн сослал Филиппа в заточение в Тверской Отроч монастырь.

Прошло около года, как святой Филипп томился в заточении. В декабре 1569 года двинулся царь со своею дружиною карать Новгород и Псков за мнимую измену. Тогда по воле Иоанна Малюта Скуратов (любимец Иоанна и начальник опричников, закоренелый злодей, "муж каменносердечный", по выражению первого жизнеописателя святого Филиппа.) явился в келью Филиппа и с видом смирения сказал: "Владыко святый! Преподай благословение царю на путь в Новгород". Святитель знал, зачем явился Малюта. Еще за три дня до того сказал он бывшим при нем: "Вот приблизился конец моего подвига", и причастился Святых Тайн. Злодею отвечал он: "Делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом". Сказав это, он стал на молитву и просил Господа, да приимет дух его с миром. Малюта задушил святителя подушкою и сказал настоятелю, что бывший митрополит умер от угара. Это было 23 декабря 1569 года. Так окончил земную жизнь свою великий святитель, положивший жизнь за стадо свое! Многими богоугодными, великими иерархами просияла Церковь Русская, но в числе их один только мученик за правду и человеколюбие: слава его нетленна, как нетленны самые останки его!

Протоиерей Федор Повный. Блеск и красота православия.

Фотосессия с праздника Крещения на Всесвятском приходе г. Минска