Тут вот по поводу одного из умилительных заморских впечатлений 
Бурбалки,как она «пабачыла епіскапа, які не саромеецца ўстаць з-за стала і збегаць на кухню нарэзаць хлеба» мне вдруг вспомнилась другая история на тему архиерейской простоты.
В начале 80-х, в связи с особой занятостью митрополита Филарета на посту председателя ОВЦС, у нас в Минске был поставлен викарием ( с титулом «Пинский») епископ Афанасий (Кудюк), впоследствии архиепископ Пермский и Соликамский.
Так вот, как-то приходил я к нему по одному личному делу. Не в кабинет, а домой — в скромную келию в старой епархии на Червякова (помню, нужно было еще подыматься по крутой дерявянной скрипучей лестнице) Встретил он меня с каким-то таким непривычным для меня радушием и теплотой. И как-то сразу спросил: «Ты откуда сейчас? Прямо с работы? Да ты же, наверное, есть хочешь…. Сейчас я тебя яичницы поджарю!». И сразу же встал и пошел на кухню готовить яичницу. Сам он не ел, именно для меня приготовил, принес и накормил… И вот сейчас мы восторгаемся заморскому чуду, которое, мол, стоит повидать — епископ «не постыдился»(!) нарезать хлеб, при этом для себя же самого, в первую очередь. Видимо, даже по такой мелочи можно судить, насколько изменилась церковь… То, что мелочь это неслучайная, показал и Гугл. Когда я попробовал найти в поиске фотографию владыки Афанасия, почему-то первыми показались ссылки на статьи об архиепископе Ермогене (Голубеве), уникальном человеке, известном борце за церковную правду. Оказывается, в 1978 году тогда еще архимандрит Афанасий опубликовал в ЖМП статью об архиепиское Ермогене. Мне точно неизвестно, но скорее всего эти два человека были в близком личном контакте, поскольку архиепископ Ермоген был сослан для проживания на покое в Жировицкий монастырь, где до епископства архимандрит Афанасий был благочинным…
Но вообще, когда вспоминаешь владыку Афанасия, первое, что встает в памяти, это его манера говорить проповеди. Если митрополит Филаорет брал каким то особенным ораторским искусством трибуна, многозначительными паузами и завораживающим артистизмом, от чего аж мурашки бегали по коже, то для епископа Афанасия был характерен стиль простого (опять же) , тихого, доверительного разговора-рассуждения. Особенно вспоминается его катехизический (в те времена!) цикл бесед после акафиста вечером в воскресенье. Солея, видимо, казалась ему излишним возвышением перед людьми, он сходил вниз и по-стариковски опираясь на посох начинал говорить спокойно и рассудительно, не столько провозглашая какие-то истины, сколько призывая порассуждать вместе с ним. При этом он не говорил нечто абстрактно-благочестивое. Мысль его была столь ясна, что нельзя ее было держать где то «на фоне», она не обходила острые углы, но задевала бывало так, что зримая часть прихожан, чуть ли не треть или половина, покидали храм в знак своего несогласия. Но даже несогласные не могли его не любить за то, что можно назвать человечностью. Качества, редкого и тогда, а сейчас и подавно…
Кстати говоря, этот цикл бесед стал одним из главных камней преткновения между владыкой и очень влиятельным настоятелем собора, секретарем епархии прот. Михаилом Буглаковым. Дело в том, что в соборе был обычай после воскресного акафиста петь с народом разные ходовые православные песнопения, не только церковные, но и народные. Для этого специально выходил диакон, заводил и дирижировал. А тут вдруг беседы… Не ко двору пришлись. Может быть, мешали не только пению…
…Я здесь случайно набрел на официальный некролог и поразился — ведь редко бывает, что в таком формальном тексте содержались слова, в точности соответствующие действительности: «Нельзя не упомянуть и о таких качествах души Владыки, как простота, обходительность, милосердие». Темой того давнего визита к владыке, запомнившегося такой простотой и обходительностью, был как раз вопрос, связанный с милосердием.
Октябрь 30th, 2008 
