Archive for 2013

В Минске перемены…

Митрополитом Минским и Слуцким назначен митрополит Рязанский Павел:

Митрополит Филарет почислен на покой. Преосвященным Минским и Слуцким, Патриаршим экзархом всея Беларуси, назначен митрополит Рязанский и Михайловский Павел.

Как говорят, кончилась целая эпоха в Белорусской Православной Церкви. И правильно говорят. Потому что до митрополита Филарета и не было ни Белорусской Православной Церкви, ни Белорусского Экзархата. На всю Беларусь была одна епархия, и титул митрополита был Минский и Белорусский. Кто застал 1978 год, помнит, как сразу резко оживилась церковная жизнь. Пошли потоком редкие до того хиротонии. Активизировалась церковь и на публичном поле. Даже внешне многое обновилось. Ремонт в соборе, который раньше напоминал деревенский храм, новое здание епархии. И многое прочее, из чего и сложилась эпоха.

Автокефалия Белорусской православной церкви: нужна ли она?

Ответы на вопросы белорусского журнала "Человек и закон". Поскольку в соответствующей публикации   журнала (№5 2013 г.) приведены лишь отдельные цитаты, помещаю здесь все ответы целиком.

1. Какую пользу может принести и какой вред может нанести автокефалия Православной Церкви в Беларуси? Есть ли в ней смысл и нужна ли она в Беларуси? Какие могут быть причины переходу к ней?
Read more »

Из доклада Анны Шмаиной-Великановой «Видеть, смотреть, не отворачиваться»

Оригинал взят у в Из доклада Анны Шмаиной-Великановой «Видеть, смотреть, не отворачиваться»

(15 сентября 2013, международная конференция памяти митр. Антония Сурожского. Доклад был на полчаса, я расшифровал самую конечную часть записи).
———————————————————————————————————
…Церковь – это гонимое сообщество. Она не может быть другой, – Христос всё сказал заранее! «Меня гнали – и вас будут гнать». Никакого, так сказать, здесь разнообразия не предложено… Однако, совсем недавно мы услышали и увидели, например, на улицах Москвы кощунственное лозунги, выкрикиваемые и натянутые через главные площади столицы: «Православным быть выгодно». Эту антихристову ложь не опровергла публично наша церковь.
Read more »

Еще о связке исповедь-причастие и об «условиях»

отсюда

Снова о главном, или пятому пункту посвящается

В неожиданно длинной череде публикаций посвященных практике исповеди и причастия в Русской Православной церкви наша редакция долго держала изумленную паузу. Что бы могло означать такое пристальное внимание к наболевшим вопросам? Обыкновенный житейский опыт подсказывал, что пар на эту тему выпускается не спроста. Но тишина в эфире не означает тишины в редакции. Мы обратились к экспертам, навели справки и затаились. А когда отпуска закончились, люди вернулись к работе и стало возможно говорить серьезно, мы насладились новостью о новых разработках межсоборного присутствия. Из пяти значительных тем одна была камнем преткновения, как минимум,  последние 25 лет. Быть может наши публикации помогут пролить свет на все содержание документа "О подготовке ко Святому Причащению", но эту статью мы посвящаем пятому пункту "Исповедь и причащение. Препятствия к принятию Святых Таин". На вопросы нашей газеты отвечал специалист в сфере догматики, патристики и литургики иеромонах Пётр Прутяну.

«КИФА»: Отец Петр, в последнее время в православной русской блогосфере все активнее обсуждается вопрос о связи между исповедью и причастием. Как исторически сложилось, что исповедь и причастие в обиходе стали связанными таинствами? Почему, на Ваш взгляд, этот вопрос так активно сейчас обсуждается?

Дискуссии на эту тему в русской церковной среде ведутся, по меньшей мере, с 2006 года, и это радует. Я внимательно следил за тем, что писали на эту тему. На мой взгляд, большинство богословов, которые высказывались по данному вопросу, очень правильно ставят вопрос и выступают с предложениями, которые весьма близки духу Предания Церкви и соответствуют сегодняшним реалиям церковной жизни.

Как мы увидим ниже, у греков такой проблемы нет. Однако у нас, где практика систематического причащения только начинает восстанавливаться в некоторых местах, этому препятствует "правило" исповеди мирян перед каждым причастием. Чаще всего исповедь совершается в спешке или формально, в лучшем случае сводясь к простому благословению на причастие. Искренние и сознательные священники справедливо поднимают этот вопрос, тем более что они сами не исповедуются перед каждым причастием, а "лицемерие двойных стандартов" не может продолжаться бесконечно. Как говорят святитель Иоанн Златоуст и преподобный Никодим Святогорец, правила подготовки к причастию (пост, молитва, исповедь — в случае необходимости) должны быть одинаковыми как для духовенства, так и для мирян. У клириков нет и не может быть никаких привилегий для причастия; есть только дополнительные обязательства, связанные с научением и служением. Надеюсь, это станет понятнее в рамках историко-литургического и духовного подхода, о котором речь пойдет далее.

Об апостольском происхождении и прилюдной исповеди

С исторической точки зрения можно утверждать, что практика исповеди и отпущения грехов преемником апостолов (епископом или делегированным священником) имеет апостольское происхождение (I век), и она всегда существовала в Церкви. Однако с течением времени эта практика обретала различные формы и значения. Исторические свидетельства первых трех-четырех веков отрывочны и запутаны. Однако уже в IV-V вв. мы видим существование двух совершенно разных типов исповеди, между которыми позднее произошло "слияние". Так сложилась нынешняя практика исповеди. Здесь необходимо сделать ряд уточнений.

Существовала такая исповедь, которая совершалась только в случае тяжких грехов — идолопоклонства, отступничества, блуда, убийства, воровства и других грехов, которые считаются "смертными" (I Ин 5:16). Такая исповедь принималась единственный раз после крещения (ср. «Пастырь Ерма», Тертуллиан и др.) или не более двух-трех раз в жизни, а христиане, которые со всей серьезностью относились к своей жизни после крещения, практически никогда не исповедовались, хотя и причащались на каждой воскресной или даже ежедневной литургии. До конца IV века, в случае тех грехов, о которых знали все, такая исповедь совершалась прилюдно, а в тех случаях, когда община не знала о грехах, в них тайно исповедовались епископу или делегированному им священнику. После исповеди епископ или даже поместные соборы (см. 5 правило Первого Вселенского собора) принимали решение об отлучении от причастия кающегося на определенный срок (от нескольких месяцев до 15-20 лет). В зависимости от покаяния кающегося срок отлучения от причастия мог быть сокращен или продлен. По истечении установленного срока епитимьи человека допускали к причащению автоматически, без особых молитв или разрешительных формул, а в некоторых местных традициях — через возложение рук епископом или помазание освященным елеем.

Существовала и монашеская исповедь, которую принимал духовный отец ("старец/геронда"), чаще всего нерукоположенный (игуменья, если речь идет о женских монастырях). В данном случае шла речь об исповеди помыслов и получении личных советов в отношении духовной брани. Такая исповедь не касалась серьезных грехов, которые предполагали бы отлучение от причастия и обращение к местному епископу.

Согласно историко-литургическим источникам, ни одна из этих двух практик исповеди не имела своего литургического чина вплоть до XI века. Более того, лишь в XII веке, сначала на Западе, затем на Востоке, распространилось представление о том, что исповедание своих грехов в присутствии епископа или священника является единственной формой покаяния, а те грехи, которые не отпустил епископ или священник, не прощаются. Оба представления неверны и опасны. Именно они стали основной причиной «слияния» двух типов исповеди, которые практиковались не только монастырской среде, но и в миру. Наложение этих двух типов исповеди исказило смысл каждого из них, и эффект не всегда была положительным.

Исповедь друг перед другом

В первые три века христианской эры ко крещению допускали только после продолжительной катехизации, а кандидатам требовалось еще до крещения принести свидетельство чистой жизни. Было недопустимо, чтобы крещеный христианин по-прежнему совершал тяжелые грехи (I Ин 3:09, 5:18; Евр 6:4-6). Если же так случалось, что кто-либо из христиан совершал тяжкий грех, его отлучали от евхаристической общины (I Кор 5:1-5). Спустя некоторое время, если человек приносил свидетельство своего покаяния, его принимали вновь (2 Кор 2:3-11). Конечно, ранние христиане имели сознания своей греховности (I Ин 1:8-10), но покаяние за грехи рассматривалось как непрерывный процесс, радикальный этап которого имеет место перед крещением, а затем становится постоянным духовным деланием до конца жизни. Особый акцент ставился на "исследование совести" (I Кор. 11:28). В малых грехах, которые совершал каждый, люди "исповедовались друг другу" и "молились друг за друга" (Иак 5:16, 1 Ин, 5:16-17). Разумеется, наибольшее внимание уделялось ежедневному покаянию перед Богом, особенно перед причастием Святых Таин (ср. Дидахи 4:14), а прощение за эти грехи даровалось через само приобщение Телу и Крови Христовым, которое совершается "во оставление грехов и в жизнь вечную". Если вы обратили внимание, в этом кратком описании использованы глаголы в прошедшем времени — не потому, что все изложенное перестало быть действительным, но потому, что прежний смысл был в значительной степени утрачен и с трудом может быть восстановлен.

После Миланского эдикта (313 год), в лоно Церкви стали принимать всех желающих, хотя жизнь многих не соответствовала Евангелию. И если готовить людей ко крещению продолжали с большой тщательностью, число христиан, которые совершали грехи, отлучавшие от причастия, все возрастало. Так, Церковь была вынуждена налагать на людей разные епитимьи для соблюдения покаянной дисциплины. Но даже в этой ситуации исповедь в присутствии епископа или священника не была обязательным условием для причастия, но каждый шел на исповедь по зову своей совести. Святитель Иоанн Златоуст, называемый также "учителем покаяния", часто упоминает об исследовании совести и искреннем покаянии за грехи, но редко когда под этим он подразумевает исповедь грехов у священника. Вполне вероятно, что ни сам святитель Иоанн Златоуста, ни святитель Василий Великий никогда не исповедовались (в понимании того времени). Это могло бы означать, что у них были препятствия в их священническом служении, однако их жизни свидетельствуют об обратном. Тем более, что все великие иерархи тех времен принимали крещение в зрелом возрасте и с полным осознанием того христианского призвания, которому они были верны.

Угасание традиции катехизации. Появление руководств к исповеди

К сожалению, в течение VI века, но в особенности после периода иконоборчества, условия для крещения практически исчезли, и это привело к введению ряда условий (изначально отсутствовавших) для причастия. Одновременно с этим резко сократилась частота причащения. Если в первые века было недопустимо, чтобы кто-либо принимал участие в Божественной литургии, не причащаясь (!), то после VI века литургию все чаще рассматривают как изображение символов и мистических образов, которые могут духовно возвысить человека и без евхаристического причащения. Одновременно с введением поименного поминовения на Проскомидии (XI-XII вв.) и развитием ошибочных представлений об "омытии грехов" поминающихся, суть литургии стала еще более размываться. Ведь для того чтобы тебя помянули на литургии, не было необходимости ни поститься, ни исповедоваться, в то время как для причастия требовалось и то, и другое, и много чего еще.

В этот же период монастырские чины богослужений и постов получают все большее распространение в миру. В XIII веке устав монастыря св. Саввы стал нормой для всей Церкви, а монашеское влияние на всю ее жизнь достигло своего апогея в период исихастских споров. Этот внутренний исторический контекст Церкви, наложившийся на вторжение мусульман с Востока и схоластическое влияние с Запада, привел к тому, что люди стали причащаться еще реже. Если же они хотели причаститься, им надлежало следовать монашеской практике подготовки к Евхаристии, исповедуя все грехи, в том числе помыслы. Монахи даже начали писать различные руководства к исповеди, уча мирян, как "правильно" исповедоваться. Только в XIX веке, да и то лишь в греческом пространстве, в отношении формы и частоты исповеди была предпринята попытка вернуться к древней практике Церкви. Так, в наши дни греки причащаются относительно часто, но идут на исповедь только тогда, когда ощущают в этом потребность, не будучи обязанными исповедоваться перед каждым причастием. Никто не отрицает существование некоторых злоупотреблений в нынешней греческой практике, но она лучше всего соответствует древней практике Церкви.

Сакраментальная исповедь

На Афоне, к примеру, существует несколько монастырей, в которых "сакраментальная исповедь" совершается только два или четыре раза в год, а монахи причащаются от двух до семи раз в неделю. Если братьям нужны какие-либо советы от настоятеля или если они хотят исповедовать свои помыслы, то они могут это делать и каждый день. Однако это уже не сакраментальная исповедь, а лишь духовная или подчас чисто человеческая беседа. Ни сакраментальная исповедь, ни духовные беседы не ведутся во время богослужения и даже не в храме. Настоятель и его духовный сын беседуют сидя, а в случае сакраментальной исповеди, в самом конце, настоятель берет епитрахиль и читает соответствующие молитвы. Все очень просто и личностно, а в женских монастырях (многие из которых являются подворьями афонских монастырей) исповедание помыслов совершается перед игуменьей, и только в случае более серьезных грехов игуменья может направить сестру к священнику-духовнику для чтения над ней необходимых молитв. Некоторые могут задаться вопросом: а что же такое Таинство исповеди?

Обязательно следует помнить, что в первом тысячелетии христианства понятие «сакраментального таинства» относилось только ко Крещению и Евхаристии (а все остальные священнодействия были связаны с Евхаристией; ср. Дионисий Ареопагит). Только западная схоластика, а затем и православное богословие (лишь в XIII-XIV вв.) включают в число "таинств" и покаяние/исповедь. Под "таинством исповеди" нам не следует понимать "тайну/секрет исповеди", что, по смыслу, совсем иное. Следовательно, исповедь может быть названа "таинством" только в самом широком смысле этого слова (так же, как, например, освящение воды), но фактически она предшествует всем «таинствам», и именно поэтому ее чин не начинается со слов "Благословенно Царство…". А некоторые чины предписывают совершение исповеди в притворе или в особых помещениях, а не в церкви, и, уж конечно, не во время литургии. Если у кающегося нет больших грехов, исповедь может быть простой духовной беседой, во «внелитургической» обстановке, а в сакраментальной исповеди (с молитвами и разрешением от грехов) нуждаются только те, кто из-за тяжелых грехов отпал от Церкви и ищет примирения с ней и со Христом.

Билет на причастие

Священное Писание и святоотеческое предание нашей Церкви уделяют большое внимание духовному росту, который возможен только через созревание духовного сознания. Разумеется, более частая исповедь помогает в этом, но только тем, кто из «среднего класса». Те, кто приходит в церковь от случая к случаю, не понимают, почему им следовало бы чаще исповедоваться. Это может их даже пугать. А тех, кто обладает каким-то духовным опытом, это утомляет или замедляет их естественный духовный подъем. Исповедь не следует рассматривать как возможность получить прощение за грехи, которые человек не понимает или с которыми никак не борется. Такая исповедь вскоре становится формализмом, вводящим в заблуждение! Духовная практика показывает, что человек, который причащается несколько недель подряд, исповедовавшись при этом всего один раз, более внимателен к своей духовной жизни, нежели тот, кого призывают исповедоваться перед каждым причастием. Люди из первой категории будет духовно возрастать, правильно понимая смысл причастия и исповеди, в то время как люди из второй категории будут воспринимать исповедь как своего рода «окошко», в котором выдаются (или даже продаются!) «билеты» на причастие. Так происходит чаще всего, хотя может быть и целый ряд исключений.

покаяние — это "постоянное терапевтическое упражнение", а исповедь — "хирургическая операция"

Нашим христианам следует понимать, что покаяние не ограничивается исповеданием грехов и получением разрешительной молитвы. Любая молитва и духовное усилие являются покаянием. Это не исключает исповедания грехов в присутствии епископа или священника, но дополняет и завершает его. Можно сказать, что покаяние — это "постоянное терапевтическое упражнение", а исповедь — "хирургическая операция". Однако мы дошли до того, что оперируем людей на каждом шагу, все время держа их под анестезией, но при этом не учим их вести здоровый образ жизни. Апостол Павел пишет о том, что перед причастием Святых Таин "да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей" (1 Кор 11:28). Здесь речь идет об исследовании собственной совести, которую следует воспитывать таким образом, чтобы человек видел свои грехи и каялся в них. Если же его грехи становятся каноническими препятствиями к причастию Святых Таин, то он должен исповедаться и понести наложенную на него епитимью до тех пор, пока снова не войдет в евхаристическую общину Церкви, от которой он был отлучен через свой грех.

Обновление Крещения, а не психологический сеанс

На мой взгляд, в течение жизни у человека могут быть всего лишь несколько исповедей, которые были бы подлинным обращением от греха или "обновлением Крещения". Некоторые люди никогда и не переживают подобное возвращение, даже если исповедуются относительно часто. Что бы ни говорилось, исповедь, совершаемая каждую неделю или даже каждый месяц, не может быть столь интенсивным переживанием, как подлинное покаяние с "реками слез", о которых говорят святые отцы в связи с этим. Таким образом, мы вынуждены признать, что не все исповеди являются исповедями в полном смысле этого слова, а исповедь и покаяние являются пересекающимися понятиями, которые, тем не менее, не тождественны друг другу.

Для причащения Святым Тайнам нам надо постоянно пребывать в состоянии покаяния и сокрушения сердца, без которых мы не можем приступать к евхаристической Чаше. Но это не означает, что каждый раз мы должны идти на исповедь, если наша совесть нас к этому не побуждает. Если же мы чувствуем потребность в исповеди, и есть такая возможность, тогда это непременно надо сделать: без спешки, без стереотипов, не превращая исповедь в "психологический сеанс", без обсуждения тех вопросов, о которых можно поговорить и вне исповеди, и, разумеется, без того, чтобы чрезмерно утомлять священника. Есть люди (особенно женщины), которые, если бы это было возможно, исповедовались бы каждый день по целому часу, впадая в опасные заблуждения. Но такой подход является не духовным, но сентиментальным, а порой даже бесовским. По всей видимости, лукавому интереснее создавать у тебя впечатление, будто ты делаешь что-то хорошее, нежели тогда, когда он ничего не дает тебе сделать. Поэтому священники, особенно молодые, должны быть внимательны к длительным и подробным исповедям, в то же время не впадая в формализм исповедей «на конвейере», которые, по сути, исповедями и не являются.

Недейственная исповедь

Такое явление, как формальные исповеди, наблюдается особенно в городах и в некоторых монастырях, где практику исповеди, особенно в дни постов, следует безотлагательно и радикально пересмотреть. Осмелюсь утверждать, что многие из таких исповедей попросту недейственны. И их недейственность проявляется в том, что большинство (не)верующих, которые приходят раз в год исповедоваться и причаститься, сразу же после этого продолжают вести образ греховный образ жизни, чуждый Евангелию. Священники считают, что, будучи более снисходительным к этим людям, они их обретают для Церкви, но на самом деле они обманывают сами себя, потому что те люди по-прежнему остаются вне Церкви и  даже после разрешительной молитвы причащаются недостойно. Бог может простить и убийцу, и блудника, которые приносят искреннее покаяние и меняют свою жизнь. Но дать отпущение грехов и причастить Телу и Крови Христа всех пьяниц и блудников, которые приходя в храм один раз в год, а затем сразу возвращаются к своей жизни, полной страстей, — это опасная вещь, которая к добру не ведет. Здесь мы не говорим об исключениях…

Практические соображения. Что считается нормой?

В заключение хотелось бы отметить ряд практических соображений, которые я не навязываю, а лишь предлагаю для обсуждения:

Из-за отсутствия катехизации в Церкви люди часто живут в крайне тяжелых грехах, которые они считают нормой. В частности, я имею в виду сожительство и другие плотские грехи, вошедшие в моду. Поэтому, для тех, кто приходит причаститься один или три-четыре раза в год, исповедь перед каждым причащением обязательна, особенно если священник не знает жизни этого человека. Фактически, исповедь перед каждым причащением появилась именно тогда, когда люди стали причащаться только несколько раз в год.

Возникает вопрос, следует ли причащать тех, кто уже на протяжении многих лет подряд причащается раз в год, «по традиции», не имея при этом искреннего желания быть живыми членами Церкви. Зачем нам обманывать этих людей и себя самих? Евхаристический минимум, установленный Церковью, предполагает причастие раз в три воскресенья (80-е правило Трулльского собора), а не раз в год. Тем, кто причащался один раз в год, я разрешил причащаться только при условии (на мой взгляд, оправданном), что они придут, по меньшей мере, два-три воскресенья подряд на причастие. Так, некоторые впервые в своей жизни причащались несколько воскресений подряд и даже держали весь Великий пост. Некоторые из тех людей продолжают причащаться и сейчас, а других я больше не видел. Несмотря на это, по крайней мере, я попытался вывести их из ложного понимания о том, что если ты причащаешься раз в год, то все в порядке, и тот, кто делает это, является православным по всем правилам.

Те люди, которые начинают чаще ходить в церковь и осознают необходимость и пользу более частого причащения, на мой взгляд, на первом этапе (продолжительность которого зависит от каждого человека в отдельности) должны исповедоваться перед каждым причастием. Затем они могут причащаться дважды после одной исповеди, затем трижды — до тех пор, пока они не достигнут духовной зрелости. Тогда они уже перешагнут через эту «математику» и будут приходить на исповедь каждый раз, когда почувствуют в этом необходимость, а их духовная жизнь обретет равновесие. Возникает вопрос, надо ли в подобных ситуациях верующим подходить каждый раз и просить благословения на причастие. Думаю, в отношении одних — да, а в отношении других — такой необходимости нет.

Те христиане, которые являются живыми членами Церкви, читают Священное Писание и другие духовные книги, совершают утреннее и вечернее правило, соблюдают четыре многодневных поста, а также среды и пятницы, находятся в мире со всеми и исповедуются раз в три-четыре недели, могут, на мой взгляд, причащаться на каждой литургии без особых дополнительных условий. В целом, однако, лучше следовать совету духовника, который должен воспитывать в человеке послушание не себе, но показывать верный путь ко Христу и воспитывать его совесть трезвенной и здоровой. Хороший духовник никогда не будет навязывать своим духовным чадам условия для причастия, которые он сам не выполняет, хотя, быть может, имеет в них большую нужду.

Да поможет нам Бог избавиться от болезненных стереотипов, в которых мы застряли, а епископам и священникам да подаст мудрости и силы, чтобы приблизить людей ко Христу.

Иером. Пётр ПРУТЯНУ

Перевод с румынского: Алина ПАТРАКОВА

Комментарий протоиерея Андрея Кордочкина

Отсюда

Комментарий протоиерея Андрея Кордочкина на проект документа Межсоборного присутствия «О подготовке ко Святому Причащению»

Учитывая центральное значение Евхаристии в жизни Церкви и каждого христианина, “Приготовление ко святому Причащению” — крайне важный документ. Самой сильной его стороной является, безусловно, “краткий исторический обзор”, покрывающий период до начала 20-ого века. Своевременным является и напоминание о постановлении Священного Синода от 28 ноября 1968 года в отношении приготовления к вечернему Причащению — хотя бы потому, что сама возможность и необходимость совершения Литургии преждеосвященных Даров  — вечернего богослужения — вечером, не всегда и не для всех очевидна.

Очевидно, что не только в православном мире, но и в самой Русской Православной Церкви, в разных храмах и монастырях существуют разные практики и традиции приготовления к Причащению. Это естественно; у нас достаточно большая Церковь, чтобы вместить разные пастырские подходы, не шантажируя друг друга спорами о единстве Церкви. В этом смысле, целью документа должно стать не столько введение полного единообразия евхаристической дисциплины, сколько обозначение запретных линий, обозначающих разрыв между верой Церкви и современными практиками, вступающими с ней в противоречие. Но ни одну из этих практик документ не осуждает, его цель в нынешней форме не ясна, и не совсем понятно, чем читатели должны ответить на его прочтение.

Документ ничего не говорит о том, что означает Евхаристия для природы Церкви. Речь идет лишь о Причащении как об отдельном акте, совершаемым отдельным человеком. Вопрос о Литургии как об “общем деле” церковной общины остается за скобками. Подобная перспектива сама по себе уже подрывает православное видения Церкви, которая есть прежде всего Евхаристическое собрание.

Богословие документа ограничивается историческим обозрением, вполне добротным.  Однако читатель ждет богословского осмысления современных реалий — как жить не в I-ом, не в IV-ом, не в XIX-ом, а в XXI-ом веке. Что означает приготовление к Причащению для жителя мегаполиса, проводящего много часов на работе, в транспорте? Должна ли семья в полном составе, с детьми и стариками, непременно участвовать во Всенощном бдении, вычитывать каноны и акафисты, чтобы не быть отрезанными от Евхаристии?

Без сомнения, нужна преамбула о значении приготовления как такового. В христианстве само время — будь то время человеческой жизни, или история всего человечества — есть ожидание и приготовление для встречи со Христом. Весь ритм церковной жизни есть ожидание и приготовление к Литургии, и, соответственно, к Причащению. Так христиане понимают, или, вернее сказать, ощущают смысл времени. “Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего”. Таким образом, приготовление к Причащению не может и не должно быть ограничено “чтением”, “участием” и другими отдельными действиями.

Документ констатирует, что “высокий идеал постоянной готовности к принятию Святых Таин оказался труднодостижим для многих христиан”. Тем не менее, отказ от этого идеала ведет к подмене большего меньшим, и вот перед нами уже не жизнь как ожидание Встречи, а формальный набор “условий”. Фраза о том, что “целью говения является не внешнее выполнение формальных условий, но обретение покаянного состояния души, искреннее прощение и примирение с ближними”, не слишком заметна в перечне этих “условий”.

Если и начинать разговор об этих условиях, следует непременно отметить, что, как я писал ранее в статье “Таинство исповеди: в поисках утраченного смысла”, опубликованной в июньском номере ЖМП, “евхаристическая дисциплина не предполагает облегченного приготовления к причащению со стороны священнослужителей. Напротив, священник призван более глубоко и вдумчиво, чем мирянин, готовиться к участию в таинстве Евхаристии.” Должен четко прозвучать тезис о том, что пастырь не должен возлагать на прихожан “бремена неудобоносимые”, наподобие трехдневного поста, которые сам он и не думал соблюдать. Вопреки тексту документа, во многих храмах и монастырях именно трехдневный, а не однодневный пост является общепринятой нормой. Документ почему-то не осуждает эту порочную и лицемерную практику. Кроме того, и однодневный пост в субботу не находит оправдания в литургическом богословии Православной Церкви, относясь к области “благочестивой самодеятельности”.

Полагаю, что избежать уклона в формализм было бы можно, включив в текст цитату из св. Иоанна Кронштадтского: “Некоторые поставляют все свое благополучие и исправность перед Богом в вычитывании всех положенных молитв, не обращая внимание на готовность сердца для Бога – на внутреннее исправление свое, например, многие так вычитывают правило к причащению. Между тем, здесь прежде всего надо смотреть на исправление и готовность сердца к принятию Святых Тайн. Если сердце право стало во утробе твоей, по милости Божией, если оно готово встретить Жениха, то и слава Богу, хотя и не успел ты вычитать всех молитв. "Царство Божие не в словеси, а в силе" (1 Кор. 4:20). Хорошо послушание во всем матери Церкви, но с благоразумием, и, если возможно, "могий вместити" – продолжительную молитву – "да вместит". Но "не вси вмещают словесе сего" (Мф. 19:11); если же продолжительная молитва несовместима с горячностью духа, лучше сотворить краткую, но горячую молитву. Припомним, что одно слово мытаря, от горячего сердца сказанное, оправдало его. Бог смотрит не на множество слов, а на расположение сердца. Главное дело – живая вера сердца и теплота раскаяния во грехах”.

О причащении на Светлой Седмице (сюда же стоит добавить Святки) документ сообщает: “следует признать соответствующей каноническому преданию сложившуюся в целом ряде приходов и епархий Русской Православной Церкви практику, когда соблюдавшие Великий пост христиане в период Светлой седмицы приступают ко Святому Причащению, ограничивая пост невкушением пищи после полуночи”. У внимательного читателя возникает вопрос: если такова практика “в целом ряде приходов и епархий”, то какова практика в других приходах и епархиях? И как следует к ней относиться? Документ молчит. В это отношении, была бы более уместна другая формулировка:

“Следует признать несоответствующей каноническому преданию сложившуюся в целом ряде приходов и епархий Русской Православной Церкви практику, когда в течение Рождественских Святок и Светлой Седмицы пастыри, сами приобщаясь за Литургией Тела и Крови Христовых, не допускают к причастию мирян, за исключением детей, больных и умирающих, под предлогом невозможности поститься перед Причащением в эти дни”.

Запрет о причащении в дни “женской нечистоты” нуждается не только в ссылках на каноны, но и в богословском разъяснении. Не везде и не для всех смысл этого запрета очевиден. Если в Новом Завете упраздняются все ветхозаветные нормы о материальной нечистоте, как можно объяснить нашим прихожанам смысл этого запрета?

Безусловно, в доработке нуждается пассаж об исповеди.

“Исповедь перед причащением является неотъемлемой важной частью говения, поскольку не только очищает душу для принятия Христа, но и свидетельствует об отсутствии канонических препятствий к участию в Евхаристии. В отдельных случаях, с благословения духовника, миряне, намеревающиеся приступить ко Святому Причащению несколько раз в течение одной недели — в первую очередь, на Страстной и Светлой седмицах, — могут быть в качестве исключения освобождены от исповеди перед каждым причащением”.

Нельзя освободить человека от исповеди. Освободить можно от физкультуры, от прививок, от налогов, от иной повинности. От исповеди нельзя освободить, как и нельзя к исповеди принудить. Исповедь есть прежде всего свободное проявление человеческого духа, совершаемое при нужде и необходимости. Мы говорим о верности церковному преданию, и именно поэтому читателю стоит напомнить о том, что “за две тысячи лет христианской истории таинство покаяния в его настоящем понимании никогда и нигде не совершалось” (прот. Владимир Воробьев). Для полноты Православной Церкви принудительная исповедь вовсе не является условием причащения в отношении членов Церкви, не впадающих в грехи “многие и лютые”, через которые человек отпадает от Евхаристии.

Если исповедь является непременным условием для Причащения в отношении мирянина, почему она не является условием для клирика? Он по определению более благочестив, чем его прихожане? У него другое строение ДНК? Документ не дает ответа на этот вопрос.

Фраза о том, что исповедь “свидетельствует об отсутствии канонических препятствий к участию в Евхаристии” и вовсе переворачивает смысл исповеди с ног на голову. В свете этого пенитенциарного богословия Церковь Христова предстает не как семья, а как толпа, подлежащая фильтрации, а пастырь является не отцом, а сержантом на КПП, главная задача которого — делить своих чад на овец и козлищ, “допущенных” и “недопущенных” к таинству, как зачастую и случается на практике, в атмосфере недоверия и подозрительности.

При доработке документа, в особенности об отношении между исповедью и причастием, необходимо вернуться к эпохальном докладу о. Александра Шмемана о связи между двумя таинствами:

“Превращение исповеди и таинства Покаяния в обязательное условие причащения не только противоречит Преданию, но его действительно искажает. Оно искажает учение о Церкви, создавая в нем две категории членов, из коих одна — миряне — в сущности отлучаются от Евхаристии, как самого содержания и исполнения своего членства, как его духовного источника.… Искажается учение о таинстве Причащения, которое начинает восприниматься как таинство для немногих достойных и чистых, а не как Таинство Церкви: грешников, безмерной любовью Божией всегда претворяемых в Тело Христово. И искажается, наконец, само христианское понимание покаяния: превращается в некое формальное условие для причастия, и на деле все очевиднее заменяет собою настоящую подготовку к причащению, то подлинное внутреннее раскаяние, которым вдохновлены все молитвы перед причащением. После трехминутной исповеди и разрешительной молитвы человек чувствует себя вправе приступить к Чаше, достойным и даже безгрешным, т. е. чувствует, по существу, обратное тому, к чему ведет подлинное приготовление к причастию”.

Чтобы избежать профанации таинства, можно идти по другом пути — созидать

Церковь как общину, в которой пастырь знает своих овец, и при отсутствии тяжелых грехов не заставляет их дышать друг другу в затылок перед аналоем за пол-часа до начала Литургии. Так он сможет  уделять больше времени для для исповеди тех людей, кто в ней реально нуждается, делая в Церкви первые шаги, или освобождаясь от тяжелых грехов и пороков.

В этом смысле, в документе следует отметить, что практика принудительной исповеди для мирян, имея свои премущества и достоинства, никогда и нигде не являлась общепринятой, и священник может сам, согласно своему пастырскому рассуждению, допускать или не допускать человека ко Святой Чаше, не превращая  исповедь в формальность.

Приходится признать, что церковные обсуждения о связи исповеди и причащения (в частности, публикации прот. Павла Великанова), которые имели место в последние годы, начиная с круглого стола в Даниловском монастыре в 2006 году, не нашли никакого отражения в новом документе. Мол, поговорили, полиберальничали, и хватит.

Буквально несколько дней назад епископ Троицкий Панкратий сказал в интервью: “Если человек не чувствует каких-то тяжелых грехов, которые бы его вынуждали искать полноценной исповеди, ему не обязательно перед каждым причастием исповедоваться. Таинство Покаяния — это ведь важное самостоятельное таинство, «второе крещение» и недопустимо его сводить к некоему обязательному придатку к Евхаристии”.

Едва ли кто-то сможет обвинить столь почтенного святителя в обновленчестве и модернизме. Однако в свете нового документа и он обречен быть маргиналом и “под подозрением”. Полагаю, итоговый документ должен отражать мнение не только мнение крайних традиционалистов, но и пастырей, настроенных на раскрытие исторического и богословского смысла обоих таинств. В документе могли бы прозвучать следующие слова:

“Пастырям следует помнить, что общее причащение за Трапезой Господней является условием созидания церковной общины. Именно общинность церковной жизни создает доверительные отношения между священником и его прихожанами; зная жизнь каждого из своих прихожан, священник может допускать их к Причащению, не принуждая их к исповеди. Каждому из них он может рекомендовать приступать к таинству исповеди с определенной частотой, причем исповедь в этом случае не должна совершаться конвейерным методом; каждому священник должен уделить необходимое для исповеди время”.

О причащении и исповеди

Оригинал взят у в О причащении и исповеди

Документ, предложенный только что Межсоборным присутствием (как, впрочем, и документ о браке), нельзя иначе охарактеризовать, как фарисейским. Так, он вводит в норму чтение перед причащением правила. Но само правило сформировалось только на Руси и довольно поздно, как замещение для мирян монашеских служб (конкретно, Часослова). Хотя происхождение правила не исследовано до сих пор до конца. И в каких же канонах Вселенских и Поместных Соборов, спрашивается, зафиксирована такая обязанность для мирян?
Высчитывание часов невкушения пищи с минимумом в 6… Уж сделали бы, как у католиков: 2-х часовой пост (с исключением для болящих) — цикл пищеварения.
"Исторический" экскурс никуда не годен. Мы знаем, что в раннехристианские времена причащались каждодневно с утра взятыми с собой дарами — даже жены язычников. А сейчас — разве не в самом деле последние времена? Но ведь миряне недостойны брать Святые Дары в руки — лишь со лжицы, привилегия оставлена жрецам… А уж с собой брать…
Вся суть христианства как религии любви — с ее различными деятельными проявлениями — заменена талмудическими правилами. Где больше, где меньше — а суть не меняется.
Где ссылки на Ерму: исповедь как ОДНОКРАТНОЕ — притом публичное — таинство?
А в добавок еще — как у Мондиоса, н-р, — подробное рассуждение о женской нечистоте… ВЗ в своей полной красе…
Желающим более вникнуть в проблематику могу порекомендовать, н-р, вот это: http://gazetakifa.ru/content/view/4906/203/
Все эти посты, развившиеся в течение веков из-за утраты внутреннего содержания (напомню, что ранние христиане даже перед Пасхой могли поститься лишь несколько дней) и ради конкуренции с язычеством, — какое это отношение имеет ко Христу? Желание оградить Церковь от нашествия язычников после Миланского эдикта? Так все равно не помогает…
Христианство выродилось у нас в новое талмудичество, то бишь "ПРАВОСЛАВИЕ".
Причащаться и исповедоваться каждый должен и имеет право в силу лишь внутренней готовности, испытания своей совести и близости ко Христу, неповторения греха. Альтернатива : "не согрешишь, не покаешься" — вот девиз новых "христиан"! Иначе говоря, греши, сколько влезет, только "кайся"…
К чему говорить о том, что старые правила о сроках недопущения ко причастию (епитимии) нынче не соблюдаются?!
Так зачем же все эти формальности?
А КАК ИНАЧЕ ПОПАМ СОХРАНИТЬ ВЛАСТЬ НАД ПРИХОЖАНАМИ? Не Христос ведь отпускает грехи, как повторяется каждый раз перед Чашей, а прежде "аз, недостойный иерей, властью мне данной…", благо что и католическая традиция, основанная на словах Христа, тут в помощь…
Кратко я бы сформулировал так: при отсутствии содержания (христианской жизни) форма оказывается ни к чему не годной мишурой, создающей ложную иллюзию, а потому нуждающейся во  все новых и новых уточнениях… А кто хочет "формальных гарантий", тот ищет не там, не в правилах и не в сроках: полноправное участие всех прихожан в жизни храма, включая "запись" и "десятину", "отпускные грамоты" для мирян и проч., благотворительность, управление финансами и выборность священников, настоятеля и епископа, подлинная "церковная демократия" и т. д. и т. п. — только это может хоть как-то вывести нас из нынешнего тупика. Да, ценой сокращения "стада" в десятки и даже сотни раз и уменьшения финансовых выгод для "пастырей". Но нельзя служить Богу и маммоне одновременно. Либо количество, либо качество. Путь ко Христу узкий, а не широкий. Негоже про это забывать.

Детский постриг — взрослые слёзы

Оригинал взят у в Детский постриг — взрослые слёзы

Получил письмо-исповедь. С согласия автора с сокращениями публикую

***

Отче Андрее,

В своем интервью «Московским новостям» 9-го числа сего месяца Вы высказали замечательную вещь, вернее замечательным образом осветили серьезную проблему, отвечая на вопрос о печально-известном Илие: «Трудно сказать, когда это началось, скорее всего еще с царской поры. Для епископа прирученный монах рядом с ним — удобное домашнее животное. Он не семейный человек, не будет ни на что отвлекаться, он в абсолютной и полной зависимости. Поэтому епископам выгодно штат епархии наполнять монахами. Монашество их в чем-то условно, потому что объем их работ и занятость в епархии не позволяет предаться монашеским трудам, которыми занимаются монахи в реальных монастырях. Но зато у них карьерная перспектива: со временем они сами могут стать начальниками и ради этого готовы терпеть много чего. Понятно, что это не самая здоровая часть нашей церковной жизни.»

Я один из них. Был иподиаконом, позже иеродиаконом (с функциями иподиакона), а также референтом и личным секретарем митрополита …. До этого я был просто прихожанином кафедрального собора и несколько лет пел и читал на клиросе. Сам из секулярной семьи, пришел в церковь самостоятельно, хотя крещен был еще во младенчестве. В 13 лет прочел, даже «просканировал», всю Библию, как логическое продолжение пришел в храм и стал его систематически посещать. За это время в меру возможностей читал церковную и святоотеческую литературу, выучил наизусть все утренние и вечерние молитвы из молитвослова (а вдруг свет отключат — как тогда читать?), были планы выучить Псалтирь и Евангелие, но были отложены, и в итоге заброшены )))) Потом появилось желание поступить в семинарию и стать потом священнослужителем.

Когда после последнего звонка в далеком 200*, летом, я пришел на Троицкое всенощное бдение, на клирос, я был вызван владыкой. Он кратко расспросил меня о моей биографии и дальнейших планах, предложил стать иподиаконом, на что я немедленно согласился. После этого как-то все изменилось. Воспринимал я реальность в розовом цвете, все прекрасно, хорошо, владыка и священники — все замечательные люди, и вообще все почти идеально. Через месяц я был приглашен в епархию и остался там служить и проживать. Потом где-то через месяц архиерей предложил мне стать диаконом. На тот момент мне было 17. Всегда хотел быть среди белого духовенства, и естественно отказался. Владыка вроде бы воспринял все это нормально. Но позже стал предлагать стать диаконом, наверное каждое воскресенье. Перед ночной ***литургией я как-то согласился. В глубине души думал, что Богу возможно устроить мою семейную жизнь не смотря ни на что. Позже в том же году, я согласился на рясофорный постриг. В следующем — на мантийный (будучи приятно удивленным, что в чине пострига нигде нет клятвы или обещания никогда не жениться). Отношения со всеми были в основном нормальные, врагов не было, или может быть не замечал.

В течение 3-летнего пребывания в оном месте, я много размышлял, как это меня угораздило стать монахом, где я проявил слабость, недосмотр. Изначально, приходя в церковь, я верил, что вера позволит прилично организовать личную, семейную, и другие аспекты жизни, не без жертв, конечно. А тут — никакой видимой перспективы семьи, никакой личной жизни. 24/7 — всецело епархия и богослужения, лишь 3-4 часа по воскресеньям я проводил дома у родителей. Были и такие воскресенья, когда я домой не ходил. Полная, тотальная зависимость тяготила. Какими-то интригами и прочим заниматься желания, да и умения, не было. Единственная отрада — книги. Библия, Златоуст, Василий Великий, Августин и иже с ними, библейский иврит, Киприан Керн, Библия на древнееврейском. Посадил даже зрение и с тех пор стал очкариком. Владыка был нормальный, не пидарас и не бабник, со своими недостатками, но без каких-либо патологий, вполне нормальный, даже хороший человек. Одно только мне было непонятно — почему он с таким задором стриг всех и вся, плодил целибатов. Многих отговаривал от идеи женитьбы. Думаю или с ним поступили также, или просто мания такая у него. Духовенство и «сослуживцы» по епархии — тоже вполне адекватные люди. Жаловаться особо было не на кого, и не на что.

Года через 1,5 — 2 я заметил тревожные знаки своей личностной деградации: в ситуациях, когда я раньше радовался или проявлял сочувствие, я больше почти не испытывал эмоций, кто-то умер из родственников — никаких движений в душе и сердце, произошло что-то хорошее — никакой радости. Умом понимал, что-то не то. Эмоции были безмолвны. Меня сильно мутило из-за монашества. Было желание чтобы как-то оказалось, что я не крещен, и сделать все по-другому, вернее точно так же но без монашеской составляющей. Потом, нашел, что иудаизм всегда считал безбрачие грехом. Все это время обязанности старался исполнять добросовестно и качественно, претензий ко мне ни с чьей стороны не было. Внутри же происходило цунами перемежающееся ледниковыми периодами )))) Пришел к мысли уйти. Чтобы окончательно проверить, что желание не эмоциональное, решил понаблюдать за собой. Если я хочу уйти, даже в хорошем настроении, когда все тихо-мирно, везде успех и согласие, а не только когда архиерей прикрикнет или сделает замечание, — значит желание от сердца, настоящее. Увидев, что и во время интересных поездок, и во время награждения двойным орарем, и назначения личным секретарем я все же хочу покинуть это место, я решил подойти к архиерею и сказал что хочу уволиться, что это не мое. Боялся, не хватит смелости. Хватило. Он поуговарилал, хотел на день- два задержать, я отказался и покинул епархиальное упревление со своими вещами, облачение же, подрясники, рясы и пр. оставил там. На прощание владыка сказал мне, что я могу возвращаться когда захочу и дал немного денег. Я отказывался, говорю не заслужил, он сказал не за службу это.

С тех пор я вне церкви, не участвовал в обрядах и таинствах. Пару раз просто присутствовал на богослужении у своих друзей. Позже узнал, что все были от моего ухода в шоке. Некоторые думали, что я разочаровался и приглашали на приходы, но проблема была в другом. Я хотел стать женатым иереем, может быть потом протоиереем, но моя карьерная лестница прервалась с самого начала. Я спокойно осознавал, что это невозможно (слышал конечно о некоторых игуменах превратившихся в протоиереев, об архиереях и иеромонахах сожительствующих с женщинами), но это как-то не то, не понастоящему. И не семья, и не монашество. По канонам, у меня статус изгоя и отверженного. Было у меня издание, его я часто листал — Владислава Цыпина «Церковное право», каковы были церковно-правовые последствие моего решения, я прекрасно знал. Женился на девушке, которая была насильственно пострижена в монашество в ***монастыре.

Сейчас жизнь устроена вполне благополучно, две дочки, обе крещены, хорошая жена. Бог дал основное, чего я желал. Со многими священниками и бывшими коллегами общаюсь, хожу в гости. Но потребности в таинствах не чувствую. О приходе и уходе из церкви никогда не желел, но интерес к церковным событиям, религии, церковной литературе, богословию тот же. Не знаю, возвращусь в церковь или нет. В глубине души хочется увидеться с владыкой. Со времени ухода, я с ним не встречался. Ровно год назад его жестоко подставил один из моих сослуживцев, тогда иеродиаконов и референтов при епархии, сейчас архимандритов. Судьбы «епархиальных» монахов бывших на том же месте до меня весьма разнообразны — многие стали алкашами, бывали под запретом за разные дела, один стал епископом, он известный педераст, говорят любовник …, последний же и выдвинул его кандидатуру. Другие — просто нормальные батюшки. А со своей религиозной ориентацией я так и не определился. De facto православный, под влиянием православия сформировавшийся, знаю, что никуда от этого не деться, да и желание деться нет; de jure все так запутано. «Полноправным гражданином» никогда уже не стать.

Простите за многословие. Хотел просто показать куда еще может завести практика «епархиального монашества». Хотя примеры Вы, наверное, знаете еще и не такие.

С праздником Вас,

Развратный Запад и Святая Русь

Через : Очень интересная статья (точнее, статьи), которая на цифрах показывает всю ложь баек про «развратный Запад и святую Русь».
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8094-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-sovremennye-mify-i-ix-sozdateli.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8119-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-2-sodom-i-gomorra.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8161-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-3-nasilie-i-prestupnost.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8217-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-4-obrazovanie-i-religioznost.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8249-sovremennye-mify-i-ix-sozdateli-chast-5-o-vere-v-mify-vopreki-realnosti.html

Протопр. Георгий Шавельский о предреволюционном состоянии церкви (при обер-прокуроре В.К. Саблере)

…Когда историк начнет изучать по синодальному архиву, если только он уцелел, жизнь русской церкви перед революцией, он будет поражен безмерным количеством наградных дел. Награды сыпались как из рога изобилия.
Архиереи, архимандриты, игумены, священники были засыпаны всевозможными наградами. Викарии награждались такими орденами, каких раньше с трудом удостаивались архиепископы. Сорокалетние архиереи возводились в архиепископы, награждались крестами на клобуки, — наградой, которой раньше сподоблялись лишь престарелые архиепископы. Митра для белого духовенства стала почти обычной наградой и т. д., и т. д.
Интересен самый процесс награждения. При В. К. чрезвычайно разрослась категория спешных дел, «в первую очередь». Историк поразится, когда увидит, что в эту пору самыми спешными делами были наградные: «о награждении такого-то архимандрита орденом {283} Св. Анны 2 ст.», «такой-то игуменьи наперсным крестом» и т. п. Чиновники Св. Синода рассказали бы множество случаев, какая часто спешка, суматоха поднималась, как останавливали все другие дела, чтобы немедленно двинуть дело о награждении какого-либо иеромонаха наперсным крестом, архимандрита орденом и т. д. Историк должен будет отметить тот факт, что в эпоху В. К. Саблера Св. Синод главным образом занимался наградными и бракоразводными делами.
Множество наградных дел и спешность, с которой они велись, должны были бы свидетельствовать о какой-то особенной, шедшей в церкви работе, о беспримерном обилии выдающихся архипастырей и пастырей, об особом расцвете церковной жизни и, в особенности, двух ее сторон: архиерейской и монашеской, ибо награды главным образом падали на долю отрекшихся от мира иноков.
Конечно, ничего подобного не было. Если можно говорить о каком-либо обязанном мощному содействию и покровительству В. К. расцвете, то только о болезненном расцвете так называемого «ученого» монашества, в руках которого и раньше была иерархическая власть русской церкви, а теперь оказалось и духовно-учебное дело. В «царствование» В. К. развилась какая-то эпидемия пострижении студентов духовных академий, пострижении без счету, выбору и разбору, своего рода скачек к архиерейскому омофору. Это безнравственное и уродливое явление в последнее время привело к измельчанию архиерейства, омирщению монашества, развалу руководимых монахами духовных учебных заведений.
Read more »

Язык мой (статья Кирилла Емельянова)

Оригинал в ФБ

Следующая моя заметка посвящена вопросам языка, на котором должно совершаться богослужение. По этой теме солено-перемусолено — ну, наверное, столько, что можно кремлёвский дворец съездов заполнить по верхний ряд окошек или же зал церковных соборов ХХС — до потолка. Забегая вперёд, скажу, что здесь я не рассматриваю проблему перевода богослужения в плоскости "за" или "против". Это бессмысленно хотя бы потому, что уже вдоволь высказано разумных, здравых, и богословски чётких соображений по поводу того, что язык богослужения должен меняться, и не меньше высказано контраргументов (надо оставить всё как есть и не менять, что от отцов нам заповедано), которые, чаще всего, не блещут ни здравым смыслом, ни какой-то духовностью, ни интеллектом, но, безусловно, имеют право на существование.
Моё глубокое убеждение, что богослужение может совершаться на каком угодно языке, но в любом случае — оно должно совершаться на понятном языке. Богослужение — это молитва, которая, в свою очередь, есть диалог человека с Богом. Не кажется ли комичной ситуация, когда этот разговор представляет собой для одной из сторон набор непонятных слов и фраз? Представьте себя на минутку "красивым двадцатидвухлетним". У вас есть любовь, без которой вы и дня не можете прожить. Каждое расставание с ней вы переживаете как трагедию, а каждую встречу чаете с нетерпением и трепетом. И вот — вы встретились! Ваша возлюбленная чего-то вам говорит, а вы ей в ответ — непонятную для вас неразбериху. Вы ждали этой встречи, в том числе — для того, чтобы сказать вашей возлюбленной что-то, а в результате понесли околесицу.
Конечно, я почти уверен в том, что большинство из нас в подобных ситуациях нередко несли как раз околесицу. От переизбытка чувств, так сказать. Но что простительно не обуздавшему своих гармоний подростку, вряд ли позволительно взрослому человеку. Мы не разговариваем с любимыми людьми по бумажке на непонятном нам языке. Любим ли мы Бога?
Одним словом, каким бы ни был язык молитвы — он, в первую очередь, должен быть понятным.
Сейчас я приведу несколько каверзных примеров, свидетелем которых мне приходилось быть. По понятным соображениям, я не раскрываю имена участников, многие из которых — близкие для меня люди, которых я не хотел бы выставлять в невыгодном для них свете.
Read more »