Январь 26th, 2011 
Заметил, что многие в восторге от рассказа про кота архимандрита Тихона Шевкунова. Не пойму всего этого умиления… Ведь герой рассказа всего-навсего заснулотвлекся, с кем не бывает… Прекрасно представляю ситуацию — было подобное и со мной не раз. Людей много… Все почти одно и то же говорят… И есть какой-то внутри «предохранитель», отключающий внимание настолько, что даже уже практически и не слышишь, что тебе говорят, воспринимается на уровне фона. И вдруг вопрос: «Так как мне поступить, батюшка?» или просто пауза подразумевающая ответ, как в рассказе. Захваченный врасплох мозг начинает лихорадочно копаться в закоулках памяти, надеясь хоть как-то вырулить к смыслу только что поведанного. Вот так «кот» и превратился в «копта»… Ситуация понятная и где-то даже извинительная, но, по большому счету свидетельствующая только о том, что духовнику в сущности все равно, что там у тебя — кот или копт…
Читая же приведенные в рассказе выводы и умилительные отзывы, только лишний раз поразился — как же далек я от народа… Вот это очевидное знамение равнодушия приводит людей в восторг, а спросишь Символ веры или заставишь мало-мальски к крещению подготовиться — батюшка злой и бессердечный…
Archive for Январь, 2011
Что умилительного?
Молодежь в роли гламурного фасада
По поводу молодежи на раздаче воды подумалось: странно, что никто не задается простым вопросом — а что же такое случается с этими «злыми» приходскими бабушками, причем в таком огульно закономерном порядке? Автор даже риторически восклицает: «А много вы видели смиренных церковных бабушек? То-то и оно…»
Так что же с ними случилось, что за патология такая? Ведь Церковь призвана сделать нас лучше, не так ли? А тут вроде как наоборот…
И ныне приветливые «топ-модели или что-то около того» постепенно тоже потускнеют и забрюзжат в соответствии с общей неумолимой закономерностью. Наберем свеженьких?
Ежегодное экуменическое богослужение
Насилие и политика или "Кого бы расстрелять?"
Originally posted by bacchusv at Насилие и политика или "Кого бы расстрелять?"
Вырваться из этого, видимо, можно только если у власти группа живущая под лозунгом: "если вы нас не поддержите, мы вас убъем, и если поддержите, то тоже убъем". Тогда, может быть, внезапно, у людей возникнет понимание, что люди, оперирующие угрозами в принципе ничего предложить не способны — они являются не "сильными лидерами", способными обеспечить "государственное величие", а узколобым гопьём, которое даже внутри своей группки не может обеспечивать порядок. Пока же ситуация обратная, угроза насилия работает как инструмент власти не просто потому, что люди насилия боятся, а потому, что они эти угрозы, да и применение насилия считают действиями, характеризующими правителя положительно, подчеркивающими его надежность и способность властвовать. Происходит это, конечно, от полного отсутствия сознания общественного единства — в донациональном обществе, человек не воспринимает насилие против соседа как насилие против себя. Рывок в модерн происходит именно тогда, когда удар палкой по лицу другого начинает ощущаться как удар по себе, когда ментальная картина наблюдателя смещается и он перестает себя представлять бьющим, и начинает представлять себя битым.
Собственно, в этом и секрет досовременной, донациональной власти — людям предлагают, совершенно иррационально, чувствовать себя бьющими, чувстовать будто бы аппарат насилия им каким-то неведомым образом союзен и родственен. Отсюда и священное отношение к государственной идее — человек не должен ни в коем случае спрашивать, на кой черт ему упало его государство, он должен лишь иррационально и вопреки объективному положению дел, чувствовать, что вот это государство — оно каким-то образом его государство. Для этого приходится спрятать истинную суть государства — которая состоит всего-то в наборе институтов власти, за эстетическими и историческими мифами. Де, покушение на государство-как-оно-объективно-есть это на самом деле покушение ещё и на устои общества, на историю, на славу прошлого, на что угодно. И это успешно вдалбливается, хотя совершенно очевидно, что нынешний, стоящий передо мной с палкой мент, или нынешний, сидящий в телевизоре президент, или нынешняя, питающаяся на мои деньги (а также покупающая на них автоматы, взрывчатку и Роллс-Ройсы) республика Кавказа от всей это патриотической метафизики совершенно отдельна. Слава генерала Ермолова никуда не денется, если Кавказ отделить.
Если же понять, что аппарат насилия — он отдельно, а традиции, убеждения, культура — отдельно, что носителями последних является народ, а никак не бандитско-бюрократическая структура именующая себя в данный момент времени "государством", то всё отношение к насилию переменится. Внезапно окажется, что когда мент бьет оппозиционера это не "мы" бьем "их", а это "они" бьют "нас". Это, безусловно, шаг в сторону рациональности, так как считать себя "своими" для режима не могут даже его функционеры, не говоря уж о большинстве населения. Тогда и политика основанная на "поддержите нас или мы вас убъем" распадается. Но для этого нужна нация, необходимо осознание единого общества, восприятие насилия против соседа как насилия против себя. Именно поэтому русским создавать нацию строжайше запрещено — причем запрещено всеми когда-либо имевшими хоть какое-то отношение к российской государственности, будь они "либералами", или "державниками". И пока нации нет, побеждать в политике будут те, чьи угрозы убивать противников звучат наиболее убедительно.
«Но что бы ни было, не перестану говорить правду — не хочу носить бесполезно сан святительский…»
Вчера у них инаугурация, а сегодня у нас в Церкви — день священномученика Филиппа, митрополита Московского.
Некоторые строки его необычайного, но освященного Церковью, жития:
…Святитель Филипп решился противостать Грозному. Это было связано с новой волной казней в 1567 — 1568 годах. Осенью 1567 года, едва царь выступил в поход на Ливонию, как ему стало известно о боярском заговоре. Изменники намеревались захватить царя и выдать польскому королю, уже двинувшему войска к русской границе. Иоанн Грозный сурово расправился с заговорщиками и вновь пролил много крови. Грустно было святому Филиппу, но сознание святительского долга понуждало его смело выступить в защиту казненных. Окончательный разрыв наступил весной 1568 года. В Неделю Крестопоклонную, 2 марта 1568 года, когда царь с опричниками пришел в Успенский собор, как обычно, в монашеских облачениях, святитель Филипп отказался благословить его, но стал открыто порицать беззакония, творимые опричниками:
"Государь! Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид и исказив благолепие твоего сана! Ни в одежде, ни в делах не видно царя. У татар и язычников есть закон и правда, а на Руси нет правды; в целом свете уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Сколько невинных людей страдает! Мы здесь приносим жертву бескровную Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская! Грабежи и убийства совершаются именем царя".
Иоанн распалился гневом и сказал: "Филипп! Ужели думаешь переменить нашу волю? Не лучше ли быть тебе одних с нами мыслей!" — "К чему же вера наша? — отвечал святитель. — Не жалею я тех, которые пострадали невинно: они мученики Божии; но скорблю за твою душу".
Иоанн пришел в неистовство и грозил казнями:
"Нам ли противишься ты? Увидим твердость твою!"
— "Я пришлец на земле, как и все отцы мои, — тихо отвечал святитель, — готов страдать за истину".
Вне себя от ярости Иоанн вышел из храма. Пред собор епископов явился чтец с гнусною клеветою на святителя.
"Вижу, что хотят моей погибели, и за что же? За то, что никому не льстил я, не давал никому подарков, не угощал никого пирами. Но что бы ни было, не перестану говорить правду — не хочу носить бесполезно сан святительский".
Стали искать лжесвидетелей против святителя в Соловецком монастыре, но там все называли Филиппа праведным и святым; наконец игумен Паисий, которому обещали сан епископа, монах Зосима и с ним еще некоторые, недовольные строгостью Филиппа еще во время его игуменства, согласились быть клеветниками против святителя. Составили донос. В Москве Паисий в присутствии царя и духовенства со всею наглостию обвинял Филиппа.
Святитель кротко сказал Паисию: "Что сеешь, то и пожнешь". И, обратясь к царю, говорил: "Государь! Не думаешь ли, что боюсь я смерти? Достигнув старости, готов я предать дух мой Всевышнему, моему и твоему Владыке. Лучше умереть невинным мучеником, чем в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония. Оставляю жезл и мантию митрополичьи. А вы все, святители и служители алтаря, пасите верно стадо Христово; готовьтесь дать отчет и страшитесь Небесного Царя более, чем земного".
Святитель снял с себя белый клобук и мантию. Но царь остановил его, сказав, что ему должно ждать суда над собою, заставил взять назад утварь святительскую и еще служить литургию 8 ноября. При начале литургии ворвался в соборный храм один из гнусных любимцев царских, Басманов, и вслух при народе прочел осуждение Филиппу. Опричники бросились в алтарь, сорвали со святителя облачение, одели в рубище, вытолкали из храма, посадили на дровни и повезли в Богоявленский монастырь, осыпая его бранью и побоями. Толпы народа со слезами провожали святителя, а он спокойно благословлял народ. Пред вратами обители он сказал народу: "Дети! Все, что мог, сделал я, если бы не из любви к вам, и одного дня не оставался бы я на кафедре… Уповайте на Бога, терпите". Несколько дней страдал неустрашимый исповедник правды — в смрадной келье, окованный цепями, с тяжелою колодкой на шее, лишенный хлеба. Сюда Иоанн прислал ему голову любимого его племянника и велел сказать ему: "Вот твой любимый сродник, не помогли ему твои чары". Святитель встал, благословил и поцеловал голову и велел возвратить царю кровавый подарок. Наконец Иоанн сослал Филиппа в заточение в Тверской Отроч монастырь.
Прошло около года, как святой Филипп томился в заточении. В декабре 1569 года двинулся царь со своею дружиною карать Новгород и Псков за мнимую измену. Тогда по воле Иоанна Малюта Скуратов (любимец Иоанна и начальник опричников, закоренелый злодей, "муж каменносердечный", по выражению первого жизнеописателя святого Филиппа.) явился в келью Филиппа и с видом смирения сказал: "Владыко святый! Преподай благословение царю на путь в Новгород". Святитель знал, зачем явился Малюта. Еще за три дня до того сказал он бывшим при нем: "Вот приблизился конец моего подвига", и причастился Святых Тайн. Злодею отвечал он: "Делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом". Сказав это, он стал на молитву и просил Господа, да приимет дух его с миром. Малюта задушил святителя подушкою и сказал настоятелю, что бывший митрополит умер от угара. Это было 23 декабря 1569 года. Так окончил земную жизнь свою великий святитель, положивший жизнь за стадо свое! Многими богоугодными, великими иерархами просияла Церковь Русская, но в числе их один только мученик за правду и человеколюбие: слава его нетленна, как нетленны самые останки его!
Протоиерей Федор Повный. Блеск и красота православия.
Уроки английского
В семье прибыло:)
Давно мечтал и вот подарил себе дочке на день рождения:)
Вот такая презумпция
Мингорсуд оправдал биологов, незаконно осужденных за участие в акции 19 декабря
Какое счастье! И билет дочери пришелся к месту, и записи видеонаблюдения в метро и даже подтверждение перевозчика об опоздании автобуса. Попробуй еще добыть такое… И в результате — нет, не оправдание, а всего лишь «на повторное рассмотрение». Есть, видимо, подозрение, что между 23.30 и 23.45 они все же успели где-то массово побеспорядничать… И то, даже такое решение суда из ряда вон, и несчастная женщина даже «частично удовлетворена» …
Ну а если я просто выйду из подъезда без документально подтвержденного намерения? по несчастью, окажусь за кадром камер видеонаблюдения? это что ж со мной тогда может быть? и как тогда «отмазаться»?
Я-то, дурак, думал, что это те, кто меня задержат, должны доказывать мою вину, а вовсе не я свою невиновность…
Граждане! Сидите дома и варите борщ! И очень рекомендую попросить соседа из соседнего дома напротив вести за вами круглосуточное видеонаблюдение — так оно надежнее, а то ведь борщ к делу не пришьешь.
На Рождество, как на Пасху, Крещение и другие массовые праздники, при храме дежурит милиия. Иногда наряд усиливается еще и спецназом. Тем самым спецназом, который раньше назывался ОМОН и который недавно совсем «героически» проявил себя. ..
Но на территории храма они, конечно, просто голуби с виду. И даже можно поговорить как с людьми. Что я и попробовал сделать. Сначала спросил, почему они, собственно, ужн не ОМОН, а спецназ (я вообще-то считал, что спецназ это не для наведения порядков, а для боевых спецзаданий особой сложности). Оказывается все дело в том, что ОМОН так разросся при «народном» президенте, что как-то уже неудобно называть его «отрядом»:)
Ну а дальше вопрос по существу: «Скажите, а как себя чувствуют те, кто был на площади 19-го? Совесть их не мучает?»
Вопрос оказался витиеватым, поскольку, пожав плечами, они ответили что-то вроде того, что откуда нам знать, мы их видели а первый и последний раз. Как так, думаю. И тут дошло: «А-а, то есть вы о митингующих?» — » Конечно, а вы о ком?»- «А я о тех, кто разгонял» — «А чего это их должна совесть мучить. Да и мы вот тоже там были». (то есть, по их понятиям, это у демонстрантов с совестью нелады).
— Ну а как же избияния?
— Да никто их не избивал. Мы просто стояли. А вы сами, кстати, были на площади?
— Я не был.
— А-а, так вы значит из тех организаторов, что сами не присутствовали, а руководили издалека.. (по отношению ко мне может и шутка, но факт, что им так объясняют, почему среди задержанных множество таких, что не были на площади или даже вообще на улице)
— Значит, вы людей не избивали. И что же вы делали тогда?
— Мы защищали родину!
— Что вы говорите? А не власть определенного лица?
— Да вы знаете, что в прошлых выборов 90% наших стабильно голосовало против Лукашенко, а в этом, как увидели все, так уже больше половины за… (представьте, какова реальная поддержка нынешнего правителя, если больше половины среди его личной оборонительной гвардии считается великим достижением, откуда тогда эти 80% ?)
— Так вы просто стояли?
— Конечно. Да и не было там никого, в основном случайные люди, которые быстро разошлись. Остались только те, кому заплатили по 50 долларов…
— Но люди же избиты, это факт.
— Не знаю… Они сами себя избили…
— И Некляева тоже?
— Некляев просто подскользнулся и неудачно упал… А вы знаете, что он вез с собой? что было в этих автомобилях?
— Знаю. Акустическая аппаратура.
— Это тоже, но не это главное. Мы видели своими глазами. Там были предметы для нанесения телесных повреждений… Ледорубы, заостренные арматурины. У нас таким ледорубом одного поранили, кстати…
— Ага, ясно. Таким же образом, видимо, вы «видели своими глазами» и шприцы с наркотой и порнографию в палатках 2006 года?
— Конечно. Видели. Хотите сказать, что это подкинули? Да понятно же, что выстоять с транспарантом без наркоты на холоде невозможно!
Вспоминается год где-то 2003-й, когда я тоже был среди задержанных за митинг, в котором, кстати, не участвовал. Тогда я в коридоре суда разговаривал с одним высоким милицейским чином. Он явно оправдывался: мол, не видит ничего плохого в митингах и пикетах, но таков, к сожалению закон, а у них работа закон выполнять. Добейтесь, мол, изменения закона, и мы никого не будем трогать. Типа закон плох, но это закон.
Теперь, конечно, никакими рациональными соображениями откровенно бандитские методы не объяснишь. Поэтому теперь нужны только зомби, в голову которых вбиты монстроидальные образы лютых оппозиционеров, готовых за 50 долларов или шприц наркоты разбить кому угодно, хоть самому президенту, разбить голову ледорубом. Понятно тогда, что против таких страшилищ любые методы хороши — ведь это для защиты родины.
Upd. Надо же.. только написал и тут же наткнулся на мысли Будзимира по той же теме, только выводы противоположные. Он, напротив, приходит к выводу, что все держится на циничном наемничестве:) Кстати, интересно… Оказывается, мы с ним были в одном подвале (Ленинского РУВД) в том 2003 году после задержания. Был там, кстати, и один из тех, кто сейчас в тюрьме КГБ — Павел Северинец.