Вельмі цікава напісана burbalka‘й пра апошнюю падзею на нашым праваслаўным двары)
Пра нейкі чарговы збр.. прабачце з’езд ..эээ .. праваслаўнай.. гэтай.. можна сказаць.. моладзі…
УМінску быў такі.
Глядзіце тут…

1 Потым Ісус увайшоў у Ерыхон і праходзіў празь яго.
2 І вось, нехта на імя Закхей, начальнік мытнікаў і чалавек багаты,
3 стараўся ўбачыць Ісуса, хто Ён, але ня мог з-за людзей, бо малога быў росту;
4 і забегшы наперад, залез на смакоўніцу, каб убачыць Яго, бо Яму выпадала праходзіць міма яе.
5 Ісус, калі прыйшоў на гэтае месца, зірнуўшы, угледзеў яго і сказаў яму: Закхей! сыдзі хутчэй, бо сёньня трэба мне быць у цябе ў доме.
6 І ён пасьпешна сышоў і прыняў Яго з радасьцю.
7 І ўсе, бачачы тое, пачалі наракаць і казалі, што Ён зайшоў да грэшнага чалавека.
8 А Закхей, стаўшы, сказаў Госпаду: Госпадзе! палавіну маёмасьці маёй я аддам убогім і, калі каго чым пакрыўдзіў, аддам учатыракроць.
9 Ісус сказаў яму: сёньня прыйшло збавеньне дому гэтаму, бо і ён сын Абрагамаў;
10 бо Сын Чалавечы прыйшоў зыскаць і выратаваць тое, што загінула.
(Лук 19, 1-10)

Згадваецца, як у Ерыхон уваходзіў іншы чалавек, але таксама Ісус. Ён уваходзіў пад гукі трубаў. З войскам. Цяпер жа Сам Гасподзь пад імем Ісус ідзе, каб заваяваць народ дзеля Бога. Каб выратаваць яго. І ў наш час ён ідзе ў сьвет, каб выратаваць хаця б каго. Пад імем Царква. І народ, які пакуль што цікавіцца.. пакуль ня вельмі гатоў, але ўжо на шляху — ён ахвяруе чымсьці. Бо ня так проста было Закхею, чалавеку багатаму, залезьці на дрэва. І сьвет таксама нечым ахвяруе, звяртаючы ўвагу на Царкву як пасланьніцу Нябёсаў. Вы ад Нябёсаў? Дык пакажэце, што гэта так.. І сьвет непазбежна запытае з Царквы за гэтую ахвяру, за тое, што яна парушала спакой і лад сьвету, змусіла лезьці на дрэва, глядзець, цікавіцца… Ці здолее Царква адпавядаць гэтаму інтарэсу? Калі не, то сучасны Закхей можа адказаць так, як ужо адказаў у 1917 годзе…
Нездарма так цяпер супалі дзень згадваньня навамучанікаў і нядзеля аб Закхеі.
Мы жадаем, каб сьвет пайшоў за намі. Дык будзьма ня проста клікаць “абы пайшлі”. А клікаць так, каб адпавядаць таму, да чаго мы заклікаем… Бо можа аказацца, што іншае будзе яшчэ горш за першае…

Розанаў — гэта чалавек які заўсёды жыў цяпер. Розанаў аўторка — гэта ўжо ня Розанаў серады… Нават Розанаў увечары гэта не Розанаў раніцы… Не.. што я… Хвіліна, вокамгненьне… Злаві, паспрабуй… Ён зусім ня думае, каб быць верныч сябе. Ад Хрыста да антіхрыста — зашкалівае… Але дзіўна — як ніхто, ён застаецца сабой… Бо ён жывы.. Ён не будуе сябе помніка.. ён аддае сябе ўахвяру за праўду, і гэтай праўдай адлюстроўваецца у кожным сваім слове усей паўнатой яго…

Люди, которые никуда не торопятся, — это и есть Божьи люди.

Люди, которые не задаются никакою целью, — тоже Божьи люди.

Люди, которые никуда не торопятся, — это и есть Божьи люди.

Люди, которые не задаются никакою целью, — тоже Божьи люди.

Мы рождаемся для любви.
И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете.
И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете.

(Настоящая истина проста, прозрачна и живительна, как вода в ручье — стал на колени и напился — А.Ш)

Жизнь происходит от «неустойчивых равновесий». Если бы равновесия везде были устойчивы, не было бы и жизни.
Но неустойчивое равновесие — тревога, «неудобно мне», опасность. Мир вечно тревожен, и тем живет.

(но как же нам хочется уюта, жить правильно, пить правильное пиво… в копашащемся муравейнике найти свое правильное и удобное место, назвав это обретенной гармонией…. Плюнь на правильность, разорви свое сердце!… А иначе — ты умер! — А.Ш)

Можно из Розанова добавить сюда же:

«Клонимся, жмемся… пока — умрем!

И вот тогда уже станем «несгибаемы» и «без перемен».

Все очерчено и окончено в человеке, кроме половых органов, которые кажутся около остального каким-то многоточием или неясностью… которую встречает и с которой связывается неясность или многоточие другого организма. И тогда — оба ясны. Не от этой ли неоконченности отвратительный вид их (на который все жалуются): и — восторг в минуту, когда недоговоренное — кончается (акт в ощущении)?

( я бы добавил — в этом месте человека разорвало, это незарубцовывающаяся рана, ждущая и жаждущая срастись со своей оторванной частью, чтобы в обретеном единстве воскресла восполнилась жизнь , да так, чтобы перелила через край в рождение — А.Ш.)

В невыразимых слезах хочется передать все просто и грубо, унижая милый предмет: хотя в смысле напора — сравнение точно:

Рот переполнен слюной, — нельзя выплюнуть. Можно попасть в старцев.

Человек ест дни, недели, месяцы: нельзя сходить «кой-куда», — нужно все держать в себе…

Пил, пьешь — и опять нельзя никуда «сходить»… Вот — девство.

— Я задыхаюсь! Меня распирает!

«- Нельзя».

Вот монашество.

Что же такое делает оно? Как могло оно получить от земли, от страны, от законов санкцию себе не как личному и исключительному явлению, а как некоторой норме и правилу, как «образцу христианского жития, если его суть — просто никуда «не ходи», когда желудок, кишки, все внутренности расперты и мозг отравлен мочевиною, всасывающейся в кровь, когда желудок отравлен птомаинами, когда начинается некроз тканей всего организма.

— Не могу!!!!

«- Нельзя!»

— Умираю!!!!

«- Умирай!»

Неужели, неужели это истина? Неужели это религиозная истина? Неужели это — Божеская правда на земле?

Девушки, девушки — стойте в вашем стоянии! Вы посланы в мир животом, а не головою: вы — охранительницы Древа Жизни, а не каменных ископаемых дерев, находимых в угольных копях.

Охраняйте Древо Жизни — вы его Ангел «с мечом обращающимся». И не опускайте этот меч.

Вальсок

Проснулся я, и нет руки,
а было пальцев пять.
В моих глазах пошли круги,
и я заснул опять.

Проснулся я, и нет второй.
Опасно долго спать.
Но Бог шепнул: глаза закрой,
и я заснул опять.

Проснулся я, и нету ног,
бежит на грудь слеза.
Проснулся я: несут венок,
и я закрыл глаза.

Проснулся я, а я исчез,
совсем исчез — и вот
в свою постель смотрю с небес:
лежит один живот.

Проснулся я, а я — в раю,
при мне — душа одна.
И я из тучки вниз смотрю,
а там давно война.