Мой нынешний приход можно отнести к категории «простых». То есть, в отличие от прежнего, здесь нет мудрых уставщиков, профессиональных хоров и вообще претензий на безукоризненную уставность. Словом, служат, как получается. Не лишь бы как, конечно, вполне благоговейно и стараясь сообразовываться с известной практикой и с книжкой «Уставные указание», но без особых заморочек и напряга. Парастас, например, хоть и начинается в виде утрени, но сразу после Великой ектении сразу же перерастает в обычную панихиду с чтением 17-й кафизмы. Мне даже показалось, что далек не все службы, которые я привык считать само собой соборными, не обязательно таковыми здесь являются. Например, как я понял, таковой не считается литургия Великого Четвертка, главная задача которой — подготовка запасных даров, а потому и служит ее тот священник, у котрого хорошо это получается. На прошлом же приходе всем и каждому внушалось, то это «литургия литургий» (Вопоминание установления Таинства Евхаристии!). И вообще как бы по умолчанию считалось, что все служатт полностью на первой и великой седмице поста. Здесь же расписание вообщем-то остается расписанием.
Мне все это, надо сказать, на руку. Никто ж мне не мешает прийти на любую службу, если вдруг захочется, а вот обилие обязательных соборных служб несколько усложняет ситуацию с графиком на светской работе, котрую пока не бросаюи в ближайшее время не собираюсь бросать (на всякий случай). Тут и так ходишь с этими графиками, мучаешься, договариваешься, состыковываешь… Вот вылетело у меня из головы, например, Мариино стояние (даже не сомневался, что везде и всюду — соборная служба). А уже согласовал все на работе на апрель месяц, в этот вечер должен быть на работе… К счастью, в последнее время меня везде и всюду окружают исключительно приятные и доброжелательные люди. Тут же наша руководительница на работе вызвалась сама прийти на это время и побыть на работе вместо меня. При этом с ее стороны это вовсе не «подвиг во славу Божию», поскольку к церкви она как раз достаточно равнодушна. Но самое интересное, что когда я заговорил о Мариином стоянии со священниками на приходе, то настоятель вообще не сразу вспомнил о таковом, но, правда, когда вспомнил, то, слегка призадумавшись, с готовностью заявил: «А что! И постоим! Очень хорошо..» Осталось только легкое впечатление, что вообщем-то особо так соборно стоять не планировалось… Во всяком случае служение соборное служение «Субботы Акафиста» пока под вопросом, хотя я пробую наставивать — благо, в этот вечер я свободен.
Вообще, конечно, и контингент прихожан (если можно так выразиться) гораздо более проще. Я удивился, сколь разительно, оказывается, социальное различие между районами города. Ну, допустим, Веснянка (мой бывший приход) считается более престижным районом города.Но в принципе.. те же дома… ну разве что близость центра. То, что здесь Лукашенко живет и у стен церкви размещен целый городок его сво… сотрудников, то это неизвестно еще плюс или минус… а скорее всего не то, и не другое, ибо на состав прихожан престижное население поселка чиновничьих коттеджей не повлияло ни в малейшей степени… С другой стороны, и Сухарево — вовсе не «пролетарский» район, вовсе не типа Заводского или Тракторного. Новостройки только что, не совсем близко от центра, но и люди живут здесь не последние. Особенно, кстати, священников тут пруд пруди, даже благочинный здесь обитает.
Короче, не знаю почему, но там было и больше молодежи, и интеллигенции, и вообще гораздо существеннее процент мужского состава (что ни говори, а это показатель). Соответствено — разговоры, вопросы, обсуждение прочитанного, церковных новостей и т. д. Как-то оно там все «столичнее», а здесь вот «провинциальнее»… Но вот одновременно с этим и… добрее. Даже матушка моя как-то немного была даже удивлена — откуда такая всеобщая доброта? Может от настоятеля (каков поп — таков приход)? Или это у всех так поначалу, пока приходская жизнь в зачатке? Дочка вообще только и жаждет увидеть «Сансаныча», то бишь старосту — простецкого мужичка,»чернобыльца», эвакуированного из Наровли. Вроде ничего такого не говорит, иногда говорит такое, что лучше б не говорил (на тему царей, русской державности и т. д. ), но все это с таким искренним простодушием и добротой, что сам тон даже ребенка трогает.
Ладно…То, что ко мне добрые, это не показатель, конечно, — все ж батюшка как-никак (хотя у меня видон что ли такой, не знаю, но мне обычно говорят то, что другим священникам не дерзают:). Но вот иннтересное наблюдение по поводу животрепещущего «богословского» вопроса о ношении девицами штанов и не ношении ими же платочков. На «просвещенном» приходе в Веснянке этот вопрос был больным. Вот Бурбалка, например, приходя туда в своем обычном прикиде, не только выслушивала постоянно выговоры, получала отказы от причастия, но и просто чувствовала соответствующие взгляды. И, напротив, стоило ей одеть юбку, как от священника, особо радеющего о сем виде православного благочестия, сыпались какие-то неумеренные похвалы за достигнутый прогресс на духовном поприще. В немалой мере, чувствовлось, и похвалы самому себе за победу над настырной своенравной девицей, почему-то не поддающейся привычному процессу «оправославления»…
А вот здесь, на этом приходе (кстати, родном ей и по месту жительства) пока ни разу не получила не только замечания, но и осуждающего взгляда. Воспринимают так, как будто так и надо. Это, напомним, при нарочито большем тетко-бабочном составе, что полностью рушит стереотип о»злобных православных бабках», которые, якобы, наряду с архиереями являются главной бедой православной церкви. Хотелось бы еще, чтобы рухнул стереотип и об архиеереях, но, к сожалению, пока он только поддтверждается.
Так вот. Представьте. Вот на таком «простецком» приходе меня вдруг позавчера останавливает новая псаломщица и начинает что-то такое уточнть на тему тонкостей устава, ссылаяясь на Розанова… Признаться, я опешил даже. Забыл даже, что иду в магазин за шоколадкой (усиленно употребляю во время поста). Ну ладно.. Устав уставом, но в процессе распросов (интересно все же, откуда у нас такие), выяснилось, что эта псаломщица — жена священника Петра Андриевского. Не слышали? Есть такой деятель…. Член редколлегии журнала «Благодатный огонь», оппонент Кураева, которому последний даже особые статьи посвящает, а также Осипова, Кочеткова, «царебожников», «инн-новцев», «русофилов» (да, да, все это вместе и сразу)… Живет, оказывается, почти через дорогу от нашего храма, на той же улице, что и Бурбалка…
И вот подумалось мне… Интересно как получается… Ну Белорусь.. это же какая-то пустыня прямо. Если б не интернет, то и поговорить почти что не с кем… Есть, конечно, семинария, академия, теологический институт…. Преподают там среди прочих парочка действительно образованных батюшек, как, например, о. Сергий Гордун или о. Владимир Башкиров… С о. Сергием можно, конечно, поговорить… Да еще о. Федор Кривонос — спец по истории и по новомученикам…
И вот выясняется… В неприсоединившейся к РПЦ части РПЦЗ главный идеолог и богослов — наш еще сравнительно недавно мп-шный сельский батюшкааа из с. Заболотье о. Леонид Пляцц, коего даже специально на «всезарубежный собор» не пустил Синод РПЦЗ, боясь, как бы он там весь «объеденительный процесс» не порушил… Тепрь вот выясняется, что в «спальном районе» нашего прихода проживает еще один не менее заметный деятель всецерковного масштаба. Кстати, он вообще даже и в Минске-то недавно, а служил раньше вообще в Мозыре (церковная, прямо скажем, глухомань) да был изгнан местным архиеереем…
А что же наши светила из официальных «академических кругов»? Кому м что говорят приведенные выше фамилии? У кого-то из «публицистики» одни только интервью в добропорядочных семинарских изданиях, у кого-то книжка на тему «как войти в храм»… О. Федор только действительно пишет нужные вещи по истории и исследования по новомученникам. Но и он как-то сам по себе, в дискуссиях не участвует, варится в собственном соку…
Вот такая она интересная, «белорусская специфика»…

З Днём Волі, сябры!

Благодать или благословенье
Ниспошли на подручных твоих —
Дай им бог совершить омовенье,
Окунаясь в святая святых!

Исцеленьем от язв и уродства
Будет душ из живительных вод —
Это словно возврат первородства,
Или нет — осушенье болот.

Все пороки, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор
Пар, который вот только наддали,
Вышибает как пулей из пор.

Всё, что мучит тебя, испарится
И поднимется вверх, к небесам,
Ты ж, очистившись, должен спуститься —
Пар с грехами расправится сам.

Не равняй с очищеньем мытьё.
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из неё.

Здесь нет голых — стесняться не надо,
Что кривая рука да нога.
Здесь — подобие райского сада:
Пропуск тем, кто раздет донага.

И, в предбаннике сбросивши вещи,
Всю одетость свою позабудь —
Одинаково веничек хлещет,
Как ты там ни выпячивай грудь!

Все легко переносят жару,
Здесь свободу и равенство с братством
Ощущаешь в кромешном пару.

Загоняй поколенья в парную
И крещенье принять убеди,
Лей на нас свою воду святую
И от варварства освободи!

1971

лишний раз убедился, что люди, особенно из «интеллигентных», предпочитают беседовать если не сами с собой, то с воображаемым собеседником, которому приписываются именно те взгляды и принципы, несостоятельнсть которых так легко и приятно показать. Заодно еще раз убедится в своей умности.

То есть как раз в тему. Предлагаются такие, например, варианты:
— «Вставай и ходи» — это насилие и неуважение. Пусть человек лежит, если ему нравится.
— Большинству людей нельзя говорить «встань и ходи», потому что они генетически не способны к прямохождению. Главная задача — успокоить их, что и ползая можно жить неплохо.
— Надо спросить человека, согласен ли он с тем, что ходить лучше, чем лежать. Если он согласен, то считать его ходящим, а дальше не наше дело, встанет он или останется лежать.
Предлагайте варианты.

Я, конечно, понимаю, что может быть абсолютно «либеральный» подход, когда считается насилием любое требование к пришедшему в Церковь. Пришел, и слава Богу — никаких требований, эпитимий, ограничений и т. д. Можно с этим спорить, но, по крайней мере, это логично со сторонв стронников такого подхода возмущаться спрашиванием каких=то основ веры…
Но вот ведь что интересно… Мне почему-то кажется, что большинство моих оппонентов считают вполне естественным, если священник не допустит е причастию того, кто «не вычитал» Последование ко причащению, не постил, пришел не натощак и т. д. Все что угодно может оказаться оправданным препятствием, но только не исповедание веры, то есть имено то, что составляет смысл.
(Кстати, из этих четырех одну женщину я не допустил в основном из-за того, что она перед литургией выкурила сигарету. Зато, что тоже интересно, делала акцент на том, что воды с утра не пила)

Прежде всех вопрошает его о вере…
И аще верит православно и несумненно, да чтет символ веры: Верую во единаго Бога…

Вот сейчас некоторые воспринимают спрашивание Символа веры на исповеди как неслыханное новшество, чуть ли не издевательство над мирными гражданами… Тогда как спрашивание Смивола веры элементарно входит в Чин исповеди, но почему-то сейчас большей частью игнорируется (вот где новшество!).
Интересно, что в 70-е годы, когда я пришел в церковь, начинать исповедь с проверки знания Символа веры было обычной пастырской практикой, и ни у кого в те некнижные времена даже и тени сомнения не было, что если уж ты христианин, то Символ веры-то знать должен, а как же иначе? Особено срог был этом вопросе о. Борис Базылевич, очень уважаемый пастырь, для многих молодых тогда христиан, а сейчас священников, оставшийся образцом для подражания. Это был очень мягкий и любвеобильный священник, но без знания Символа веры на исповедь к нему было идти бесполезно…
Это я еще вспомнил к тому, что сегодняшняя история имела интересное продолжение. Аосле того, как служивший литургию о. Анатолий аыразмл свое удивление моим «катехизисом», я рассказал ему то, что написал выше, в том числе и об отце Борисе. «Отец Борис? Базылевич? Так он меня крестил!»
…Сегодня вечером, когда отец Анатолий читал последование к исповеди он неожиданно добавил к нему чтение Символа веры и сказал краткую проповедь, как важно христианину знать Символ веры и что без этого не стоит подходить к исповеди…
Кстати, на отца Бориса, о котором сейчас осталась только добрая память, в архиве епархии сохранилось множество писем из приходов, где он служил, с жалобами на его требовательность и просьб прислать вместо него «нормального священника».