Вторник, 18 февраля 1975
Вчера — суета в связи с приездом московской церковной делегации. Я был только на завтраке в двенадцать часов, в ресторане, но не на официальном приеме. Сидел с о.В.Боровым, единственный с человеческим и даже страдальческим лицом. Остальные — какие-то благообразно окаменелые, одинаковые, на одно лицо, с тем же выражением, теми же улыбками. Я говорю о.В.: «Может быть, заехали бы к нам, в Академию». Он: «Говорите с начальством. Вы ведь знаете, если пошлют, то мы и к черту поедем…» Нервный, желчный, ехидный, но по отношению «своих»…
Понедельник, 10 марта 1975
Бурная неделя! Три полета: в Питтсбург, Кливленд и Акрон. В пятницу — в Акрон, у о.Иоанна Масона, в очень уютной и доброжелательной атмосфере. Опять собрания, те же разговоры… Вылетаем обратно в субботу в полной темноте при падающем снеге. В семинарии служит о.Виталий Боровой. После обедни он обращается к студентам. Очень умно, как всегда — мы, мол (то есть теперешние церковные деятели в России), только удобрение для будущего — и как удобрения (которое иногда плохо пахнет) нас чуждаются. Но Бог и история рассудят… В 4.30 обед с арх. Владимиром, ректором Московской духовной академии, о.К. Гундлевым (Ленинградская духовная академия), его братом о.Николаем и Боровым. Обмен речами — в речи арх. Владимира слышится обида: что это нас все попрекают нашей «несвободностью». Потом всенощная. Какой-то осадок на душе — кроме Борового (или он уж слишком умен) все — включая доброжелательство — отдает «официальной» линией… Их закованность!