Поэтика началась еще в храме, когда настоятель, отец Виктор, обнимая и провожая меня на встречу с митрополитом, приговаривал слова молитвы из чина «вельми болящему дати причастие»:
— Господь да защитит тя! Господь да оградит тя! Господь да помилует тя!…
Аналогично расчувствовавшийся отец Василий, по специальности филолог, поэтическое безмолвие восполнил окроплением святой водой…
Ну вот и родная епархия. Сколько тут сидел, бывало… какие были теплые разговоры с митрополитом…
….
— Стихи в интернете цитируете, отец Александр? — встретил с довольно-радостным видом секретарь. Не пойму почему, но он со времени того самого епархиального совета всегда, видя меня, принимает какой-то подозрительно-радостно-хитрый вид. Так, что даже не знаешь, как реагировать. Вот и сегодня — хорошо или плохо, что помещаешь в инете стихи? Про них я даже и забыл.
— Не понял?…
— «Вот приедет барин, барин нас рассудит..» Ведь Вы это… хи-хи-хи..
— А-а-а.. Так это ж не мои, а Некрасова. И не то хотел сказать, что Вы думаете…
(И достали же.. из недр нашего форума: http://churchby.info/forum/viewtopic.php?t=588&postdays=0&postorder=asc&start=30. Всю страницу в распечатанном виде потом увидел среди прочего у митрополита — люди работают)
— Так я и говорю — цитируете, — продолжился разговор.
— Уже и цитировать нельзя?
— Нужно Вам заниматься пастырской деятельностью, отец Александр..
— А что Вы понимаете под «пастырской деятельностью», интересно?
— Ну вот это мы сейчас и выясним, — сказал он, усаживая меня для ожидания приема на коридоре третьего этажа епархии…
Выясним? То есть встреча втроем.., не совсем такая личная, как я хотел… Да еще этот секретарь, которому нет и 30-ти, баловень карьеры без малейшего приходского опыта будет мне втолковывать о сути «пастырской деятельности»… Хорошенькие перспективы… Правда, третий этаж…То есть, прием будет в жилых покоях митрополита. А это уже добрый знак. Что-то типа визита «без галстука». Задушевный разговор. Забегая вперед — так оно и случилось.
Пока митрополит был занят с предыдущим посетителем молодой секретарь продолжил шутливо-радостное общение.
— Вот, отец Александр, завтра идем возлагать венки. День защитника отечества…
То ли сообщает, то ли спрашивает. Ждет реакции.
Ага. Теперь понятна его радость. Это я для него вроде экзотики. Все вокруг лошади, а тут вдруг зебра.. Забавно, как она фыркнет, если ей в носу соломинкой пощекотать?…
Ладно. Пофыркаем.. поиграем в поддавки. Нам ведь не жалко, если это так поднимает настроение.
— Не защитника отечества, а день Красной армии товарища Троцкого.
— Ааа.. отец Александр.. переосмысливаем, наполняем новым содержанием. И вообще… Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога… Как уж молится, отец Александр, такая и есть…
— Правильно… И не только молится. А какой народ, такая и власть. И, кстати, при демократии оппозиция тоже часть власти.
— Демократия?.. Она знаете ли разная бывает.. Если такая, как в Америке, когда людей убивают…
— Так Черчиль, кстати, и говорил, что демократия плоха, но остальное еще хуже.
— Черчиль для нас, православных, не авторитет… А демократия…
— Да ведь и нынешняя власть, которрой вы покорны, тоже плод какой-никакой демократии…
— Вот у нас же в церкви не демократия, а иерархия…
На этих словах появилась «иерархия», воплощенная в митрополите, и пригласила в кабинет.
Как ни странно, и здесь все началось с поэзии. Усадив меня в кресло и сев напротив на диван митрополит проникновенно проговорил:
— …Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья…
Начало неплохое. Многообещающее.
— Владыко! — начал я поэтически, но продолжил прозаически:
— Я не спешил говорить о своем отношении к резолюции епархиального совета, поскольку не хотел пороть горячку… Всегда лучше досчитать до десяти.. И вот, досчитав, наконец, я пришел к выводу, что решение это…
— Это очень мягкое решение, — перебил владыка, — мягче, чем надобно было.. мы ведь нянчемся с тобой…
— И все же… конечно, спасибо, что уделили мне столько внимания, я извлек много для себя полезного из самого обсуждения, сделаю выводы, но саму резолюцию, запрещающую мне писать в принципе, то есть затыкающую рот, считаю ошибочной. Вы можете мне привести пример прецедента в церковной истории?..
— «Отверзу уста моя и наполнятся духа…» (Опять поэзия.. Надо же..) А? Кто это? Святой Иоанн Дамаскин, которому вновь разрешили говорить…
— Это позитивный пример? Может еще вспомнить Максима Исповедника, которому не только руку отрубили, но и язык вырвали? Или Иоанна Златоуста, сосланного, кстати, за «политику», да еще такую политику, которая преследовалась уголовно в Византии. А не такую, которую мне ставят в вину, законно разрешенную в обществе…
— Ну, отец Александр, — встрял посмеивающийся секретарь, Вы себя со святыми сравняли… Вы, значит, исповедник, а мы гонители, так?
— Почему же. Бывало всякое в истории. Например Кирилл александрийский был на строне противников Иоанна Златоуста и говорил: «Если Иоанн святой, то и Иуда апостол». но ведь оба святые сейчас. А то, что я равняюсь на святых, то как иначе? Не для того ли они нам они даны, чтоб в них находить образ святой жизни и, соответственно, на них равняться? Вы мне говорите, что я нечто вредное делаю. Но не так ли о многих думали современники? Вот на собрании мне ведь так и сказал о. Ф. : «Ты пиши в стол, а потомки может и решат, что ты был прав».То есть, он сам понимает, что дело не в том, прав я или нет, а в том, что я мешаю его нынешней сытой жизни..
— Ну вот… — перебил митрополит, — уже прямо сытой.
— А какой же?
………

Ладно. Пусть большая часть разговора останется между нами. Если кому-то покажется, что я здесь себя нарочито выставляю себя таким смелым, то скажу — на самом деле я говорил еще более отчаянно местами. Но говорил правду и от души. И пришел теперь к выводу, аналогичному выводу героя из фильма «Старики-разбойники» — Всегда нужно говорить только правду. Если ты сам веришь в эту правду, это убеждает.
И все время я возвращался к тому, что не принимаю резолюцию и буду писать.
— Пиши заявление о своем несогласии.
— Нет. Писать я ничего не буду. Мне ведь епархиальный совет тоже ничего написанного в руки не дал. И я не напишу. И специально просил встречи, чтоб все сказать устно.
— Хм.. Но тогда нужно собирать снова епархиальный совет и решать…
— Собирайте и решайте. Можете судить, если считаете нужным. Если из всего, что творится в церкви, вы выбрали меня как самое больное место. Но скажу прямо — это будет ошибкой. Как в пригнципе и было уже ошибкой эта самая резолюция. Подумайте сами. Из православия я в любом случае никуда не денусь. Из Беларуси тоже. Стоит ли накалять страсти? Не лучше ли договориться?
После этих слов я ждал всего чего угодно. Но никто меня не только не выгнал, но даже не прервал. Аргумент, похоже, подействовал…
— Давайте перейдем к другому вопросу. К конференции этой в Израиле. Это что за мероприятие?
— Конференция, на которой предполагается обсудить проблемы христианско-иудейских отношений и принять декларацию о том, что сделать христианам, чтоб найти взаимопонимание с иудаизмом.
— И ты хочешь тоже выступить?
— Вот тут проблема, владыка… Хочу посоветоваться. Дело в том, что меня приглашают как либерала и наверняка ждут слов в пользу уступок для иудаизма. Но я здесь придерживаюсь совершенно ортодоксальных взглядов..
— То есть ты за Новый Израиль?
— Да. И сам я не еврей. Если я выступлю с критикой пунктов декларации и скажу, что вот то-то и то-то православные не могут сделать, то меня еще в антисемиты запишут. А я ведь люблю евреев. Евреев, но не иудаизм. Поэтому я бы не хотел выступать и еду только ради того, чтоб побывать на Святой земле.
— Да. Ты тут прав. Это все такое… Специально, чтоб размазать нашу веру… Я бы воздержался в этом участвовать… А через наш паломнический отдел ты не можешь разве поехать?
— Так тут же бесплатно, в этом смысл, — вставил вовремя секретарь.
— Так что? У нас разве нет вакансий для бесплатной поездки? Позвони-ка о. А.
— Позвонил. На Пасху, отец Александр поедите? Благодатный огонь.. а..?
— Поеду,конечно.
— Все. решено.
— Это Вам награда, что не будите писать, — рассмеялся секретарь.- Кстати, Вы все-таки можете пообещать, что не будите писать?
— Нет. Я буду писать. Я могу только обещать, что постараюсь писать более обдуманно, как-то изменить стиль на более благожелательный. И постараюсь, чтобы мотивация блага для Церкви побеждала всякие личные амбиции.
Говорил еще что-то в этом роде. Разговор кончился неожиданно. Митрополит встал, распростер руки, обнял и сказал как-то совсем уж тепло:
— Вспомни все, что было доброго между нами… Как ты приходил.. сидел и ждал меня там в коридоре, разговаривал, делился ..
Надо же! Те самые мысли, что были и у меня, когда я входил в епархию!
— Владыка! Это не было. Это есть и сейчас. Разве я Ваш враг?
— Пойми…как мне тяжело… Постоянно тыкают.. не только по твоему поводу.. ваш клирик то, а вот тот это… Понимаешь?
— А как же епархиальный совет? — засуетился вдруг о. секретарь, — ведь надо собирать его, чтоб что-то решать…
— Да какой там епархиальный совет…- усмехнулся митрополит и махнул рукой.