Posted in Вчера попался на глаза фрагмент новой какого-то теле-шоу, что ведет бывшая интердевочка, а ныне многосерийная неустрашимая следовательница и преследовательница всяческой мафии.
В передаче демонстрировались некое новое парфюмерное изобретение — духи с запахом денег. Чуть ли не визжа от восторга ведущая поливала себя этим продуктом, сходя с ума вместе с собравшейся аудиторией от желанного благовония. Что сказать?.. Еще одно знамение времени.
Но не только. Остаются некоторые вопросы. Очевидно, что нужно быть уж очень набитой дурой, чтоб поливать себя запахом денег да еще приговаривать: «Ах.. если б так пахло от мужчины, можно чтоб ничего и не было у него в карманах…» То есть, чисто «естецицескае» удовольствие.
Но вот в сериале Каменская эта очевидная и пустая дура предстает эдакой интеллектуалкой с проникновеной усталостью во взоре от собственной порядочности. И сомнений в этой порядочности у зрителя нет. Все очень и крайне убедительно. Как и мужского аналога — «Турецкого», подобного же склада вожделений, судя по светской хронике
И как это у них получается? Как вообще дуракам удается убедительно изобразить умников? Ладно б наоборот. Или это у нас уже такой стереотип умника, который они навязали своими образами? Или умники стали под образ подделываться? И почему столь несомненна порядочность и честность этих «героев», тогда как в жизни честному человеку весьма тяжко бывает выглядить честным.
Вот, например, священники. Знамо дело — почти все жулики, только и помышляющие воссесть за руль мерседеса…. Попробуй скажи, что большинство из них порядочные люди. На смех подымут. Скажут — а чего это тогда у них тогда такая сытость в глазах и никакого блеска жертвенной честности, как у вышеозначеных «героев экрана»?
Нежная правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек.
Грубая ложь эту правду к себе заманила —
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.
И беспокойная правда…
И легковерная правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне…
Грубая ложь на себя одеяло стянула,
В правду впилась — и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:
— Баба как баба, и что ее ради радеть!
Разницы нет никакой между правдой и ложью —
Если, конечно, и ту, и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз,
Деньги взяла, и часы, и еще — документы,
Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.
Только к утру обнаружила правда пропажу —
И подивилась, себя оглядев делово.
Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,
Вымазал чистую правду, а так — ничего.
Правда смеялась, когда в нее камни бросали:
— Ложь это все, а на лжи — одеянье мое!..
Двое блаженных калек протокол составляли,
Где обзывали дурными словами ее.
Стервой ругали ее и похуже, чем стервой,
Мазали глиной, спустили дворового пса.
«Духу чтоб не было, на километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»
Тот протокол заключался обидной тирадой
(Кстати, навесили правде чужие дела):
Дескать, какая-то мразь называется правдой,
Ну, а сама — пропилась, проспалась догола.
Чистая правда божилась, клялась и рыдала,
Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах…
А грязная ложь чистокровную лошадь украла
И ускакала на длинных и тонких ногах.
Некий чудак и поныне за правду воюет,
Правда, в речах его правды — на ломаный грош:
— Чистая правда со временем восторжествует!
Если проделает то же, что явная ложь.
…Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата,
Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.
Могут раздеть — это чистая правда, ребята.
Глядь — а штаны твои носит коварная ложь.
Глядь — на часы твои смотрит коварная ложь.
Глядь — а конем твоим правит коварная ложь.