Только влез в ЖЖ после своей трехдневной «богослужебной сессии», как тут же наткнулся на сообщение, что появился комментарий митрополита Филарета в ответ на запрос ответственного редактора «ЦВ» Сергея Чапнина.

Сергей Чапнин: В сентябре 2006 года Епархиальный совет Минской епархии рассмотрел деятельность некоторых белорусских священников в Интернете, и одному из них было рекомендовано «оставить деятельность в Интернете и сосредоточить свои силы непосредственно на пастырстве». Насколько нам известно, это первый случай, когда орган церковного управления рассматривает подобные вопросы. С чем это связано?

Митрополит Филарет: Действительно, 15 сентября сего года Минский Епархиальный Совет рассматривал публицистическую деятельность клирика епархии священника Александра Шрамко. Речь шла не только о его статьях и комментариях в Интернете, но и об изданной им книге «Дневник священника. Нестандартные ответы на трудные вопросы» (М., 2006).
Почему возникла необходимость специально рассматривать деятельность этого священника? Прежде всего потому, что в своей публицистике он позволил себе резко критиковать церковную иерархию, принимаемые нашей Церковью документы и решения, нередко при этом переходя к обсуждению откровенно политических вопросов. Это входит в прямое противоречие со статусом автора – служащего священника и пастыря. Многими своими высказываниями он вводит в смущение и в соблазн православных христиан. Поэтому Епархиальный совет призвал свящ. А. Шрамко «прекратить свою публицистическую деятельность как во внецерковных, так и церковных средствах массовой информации, закрыть свой сайт и сосредоточиться на пастырском служении».
У кого-то может возникнуть законный вопрос: а не нарушается ли таким образом свобода мысли и слова? Отвечая на этот вопрос, я обратил бы внимание на два момента, которые тесно связаны со спецификой современных СМИ и, в частности, Интернета.
Во-первых, обсуждая жизнь Церкви, равным образом важно не только, чтo’ мы обсуждаем, но и как мы это делаем. Жизнь Церкви строится по определенному чину, и ему соответствует особый способ или стиль внутрицерковной дискуссии, когда она необходима и уместна. Люди церковные это знают и чувствуют. И когда эта дискуссия выходит во внешнее, публичное пространство, очень важно и даже необходимо, чтобы обсуждение существующих проблем, даже острых проблем, не принимало те формы, которые свойственны внецерковному, светскому миру, смотрящему на Церковь извне и судящему о ней по своим меркам и представлениям. Церковные люди – и священники в первую очередь – как раз и призваны вносить в общественную дискуссию о Церкви ту культуру обсуждения, которая свойственна самой Церкви. Это нелегко, потому что ткань церковной жизни – богатая, сложная, а внешний мир всегда ее упрощает и потому искажает. Но в этом – одна из задач публичного слова представителей Церкви, клириков и мирян.
Речь не идет о том, чтобы накладывать запреты на какие-то темы, чтобы специально избегать острых вопросов и свободной дискуссии. Напомню, что говорил по этому поводу Архиерейский собор 1994 года: «Внутри Церкви возникают время от времени различные взгляды на состояние ее внутренней жизни и внешней деятельности. В данной связи Освященный Собор напоминает священнослужителям и мирянам, что разномыслия в Церкви, по слову апостола Павла, допустимы (1 Кор. 11, 19), но они, равно как и способы их смягчения, не должны разрывать узы любви и общения, связывающие воедино Церковь – таинственное тело Христово. Возникающие же в Церкви недоуменные ситуации, чреватые противостоянием, следует разрешать только в духе тщательного и мирного осмысления из соборным разумом».
Иными словами, в данном случае существует сугубая ответственность за то, как слово наше отзовется: будет ли оно приглашать к углубленному, но благоговейному размышлению о путях современного церковного служения или же порождать протесты, агрессию и смущение, как у верующих, так и у неверующих.
И второй момент – касающийся Интернета. Высказывания и статьи, распространяемые через Интернет, накладывают на церковных людей особую ответственность. Ведь одно дело – когда мы обсуждаем наши проблемы и, может быть, что-то критически оцениваем в приходе, на церковных собраниях, в учебной аудитории или просто в братском общении: мы видим, кто участвует в такой дискуссии, и можем оценить степень подготовленности людей к серьезному разговору и степень взаимопонимания. Но совсем иная ситуация, когда мы делаем это в совершенно открытом, всемирном, всем доступном пространстве Интернета, то есть когда наши высказывания не имеют конкретного адресата, когда мы не ведаем, кто же станет нашим читателем или собеседником. В таком случае опасность того, что нас поймут превратно, сильно возрастает. Потому что сообщество пользователей Интернета не имеет общего языка для обсуждения церковных вопросов, и вряд ли будет иметь в будущем.
Ответственность, о которой я говорил, лишь подтверждает правильность установления, касающегося всех людей Церкви, клириков и мирян: любая публичная деятельность, затрагивающая множество людей, в том числе нецерковных, требует благословения Священноначалия. А при осуществлении такой деятельности нужно твердо следовать духу и букве суждений Соборов и Священного Синода Русской Православной Церкви. Иначе невозможно исполнять церковное служение в общественной сфере, в том числе и в средствах массовой информации.

Этот комментарий Сергей Чапнин разместил здесь.
При этом оценил этот «развернуты комментарий: «Согласитесь, это честно и подробно».
Честно говоря, трудно согласиться. Многословно, но подробно ли? А вот о честности.. Ну, по крайней мере, в отличие от разговора на собрании, где больше пытались мне инкреминировать «бытовуху», здесь гораздо больше акцент на политике. Знающие люди из епархии мне прямо сказали, что такие жесткие разборки бывают по сигналу «сверху» (и «верха» вовсе не церковного). На то и резолюциия нужна — отрапортавать. И еще честнно то, чтобы абы тихо. «Ведь одно дело – когда мы обсуждаем наши проблемы и, может быть, что-то критически оцениваем в приходе, на церковных собраниях, в учебной аудитории или просто в братском общении…» То есть болтайте не дальше кухни ( кстати, еще ранее меня отлучили и от учебной аудитории). А втихаря можно все что угодно. Как, например, одному священнику открыто вести пятидесятническую пропаганду в одном из центральных соборов, за что получить оцеку ттого же митрополита: «Самый православный батюшка!», другому за 10 с лишним лет на приходе в перерыве между систематическими запоями построить только личный коттедж, за что получить из того же источника «благодарность за понесенные труды» и сан протоиерея, третьему в приступах психической болезни (с госпитализациями) избивать жену так, что той пришлось скрыться от этого ужаса только за границей, поскольку от митрополита получала только одно утешение: «Терпи, мать!», четвертому приторговывать на льготных условиях спиртным… Ну вот, правда, последний случай имел весьма большой резонанс… Но так то ж не того уровня птица. Нынче неофициально числится чуть ли не «духовником президента»… И то, что он в свое время публично опозорил церковь и подставил того же митрополита (да и по сей день эта тема то и дело всплывает), не помешало ему без смущения втирать мне про «ответственность» и «негативный резонанс» моих заметок. Некоторые слова его (прот. Федора Повного) я уже приводил. И теперь, думая задним умом о том, что можно было сказать, жалею что не ответил ему на укор — мол, даже если и не ты сам книгу издал, то нужно было выкупить весь тираж(!) — ответным предложением выкупить «тираж» бутылок, котрый по сей день имеет хождение…
Да, вообщем-то, вывод из приведенной тирады (вряд ли, правда, весь этот опус подготовлен лично митрополитом) до безобразия прост, и нельзя ему отказать в честности — все можно, во всем свобода, только без шума и не против начальства. Вот и все «кредо».