Представление о справедливости в глазах людей исстари складывается из двух половин: добродетель торжествует, а порок наказан.
Посчастливилось нам дожить до такого времени, когда добродетель хоть и не торжествует, но и не всегда травится псами. Добродетель битая, хилая, теперь допущена войти в своем рубище, сидеть в уголке, только не пикать.
Однако никто не смеет обмолвиться о пороке. Да, над добродетелью измывались, но порока при этом — не было. Да, сколько-то миллионов спущено под откос — а виновных в этом не было. И если кто только икнет: «а как же те, кто…» — ему со всех сторон укоризненно, на первых порах дружелюбиво: «ну что-о вы, товарищи! ну зачем же старые раны тревожить?! А потом и дубинкой: «Цыц, недобитые! Нареабилитировали вас!»
И вот в Западной Германии к 1966 году осуждено ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ ТЫСЯЧ преступных нацистов — и мы захлебываемся, мы страниц газетных и радиочасов на это не жалеем, мы и после работы остаемся на митинг и проголосуем: МАЛО! И 86 тысяч — мало! и 20 лет — мало! продолжить!
А у нас осудили (по рассказам Военной Коллегии ВерхСуда) — около ДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК.
То, что за Одером, за Рейном — это нас печет. А то, что в Подмосковье и под Сочами за зелеными заборами, а то, что убийцы наших мужей и отцов ездят по нашим улицам и мы им дорогу уступаем — это нас не печёт, не трогает, это — «старое ворошить».
А между тем если 86 тысяч западно-германских перевести на нас по пропорции, это было бы для нашей страны ЧЕТВЕРТЬ МИЛЛИОНА!
Но и за четверть столетия мы никого их не нашли, мы никого их не вызвали в суд, мы боимся разбредить их раны. И как символ их всех живет на улице Грановского 3 самодовольный, тупой, до сих пор ни в чём не убедившийся Молотов, весь пропитанный нашей кровью, и благородно переходит тротуар сесть в длинный широкий автомобиль.
Загадка, которую не нам, современникам, разгадать: ДЛЯ ЧЕГО Германии дано наказать своих злодеев, а России — не дано? Что ж за гибельный путь будет у нас, если не дано нам очиститься от этой скверны, гниющей в нашем теле? Чему же сможет Россия научить мир?
В немецких судебных процессах то там, то сям, бывает дивное явление: подсудимый берется за голову, отказывается от защиты и ни о чём не просит больше суд. Он говорит, что череда его преступлений, вызванная и проведенная перед ним вновь, наполняет его отвращением и он не хочет больше жить.
Вот высшее достижение суда: когда порок настолько осужден, что от него отшатывается и преступник.
Страна, которая восемьдесят шесть тысяч раз с помоста судьи осудила порок (и бесповоротно осудила его в литературе и среди молодежи) — год за годом, ступенька за ступенькой очищается от него.
А что делать нам?.. Когда-нибудь наши потомки назовут несколько наших поколений — поколениями слюнтяев: сперва мы покорно позволяли избивать нас миллионами, потом мы заботливо холили убийц в их благополучной старости.
Что же делать, если великая традиция русского покаяния им непонятна и смешна? что же делать, если животный страх перенести даже сотую долю того, что они причиняли другим, перевешивает в них всякую наклонность к справедливости? Если жадной охапкой они держатся за урожай благ, взращенный на крови погибших?
Разумеется, те, кто крутил ручку мясорубки, ну хотя бы в тридцать седьмом году, уже немолоды, им от пятидесяти до восьмидесяти лет, всю лучшую пору свою они прожили безбедно, сытно, в комфорте — и всякое РАВНОЕ возмездие опоздало, уже не может совершиться над ними.
Но пусть мы будем великодушны, мы не будем расстреливать их, мы не будем наливать их соленой водой, обсыпать клопами, взнуздывать в «ласточку», держать на бессонной выстойке по неделе, ни бить их сапогами, ни резиновыми дубинками, ни сжимать череп железным кольцом, ни втеснять их в камеру как багаж, чтоб лежали один на другом, — ничего из того, что делали они! Но перед страной нашей и перед нашими детьми мы обязаны ВСЕХ РАЗЫСКАТЬ И ВСЕХ СУДИТЬ! Судить уже не столько их, сколько их преступления. Добиться, чтоб каждый из них хотя бы сказал громко:
— Да, я был палач и убийца.
И если б это было произнесено в нашей стране ТОЛЬКО четверть миллиона раз (по пропорции, чтоб не отстать от Западной Германии) — так может быть и хватило бы?
В 20 веке нельзя же десятилетиями не различать, что такое подсудное зверство и что такое «старое», которое «не надо ворошить»!
Мы должны осудить публично самую ИДЕЮ расправы одних людей над другими! Молча’ о пороке, вгоняя его в туловище, чтоб только не выпер наружу, — мы СЕЕМ его, и он еще тысячекратно взойдет в будущем. Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они «равнодушные» и растут, а не из-за «слабости воспитательной работы». Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие.
И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!
Геморрой.
Written on Август 20th, 2006 by priestal
Интересно… а какая реакция сейчас (именно сейчас) будет вот на эти слова? (ест., оттуда же)
Posted in Без рубрики
Добавить нечего…
Добавить нечего…
Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они «равнодушные» и растут, а не из-за «слабости воспитательной работы». Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие. И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!
Обличать порок и утверждать милость — разные вещи. Молодые никем не вынуждаются жить неправильно — «кто ест виноград — у того и оскомина будет»… а пострадавшим воздастся сторицей.
Кроме того, действительно, «подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие»… на земле.
«Нам не было поручено сделать так, чтобы истина восторжествовала. Нам было поручено всего лишь свидетельствовать о ней», — сказал один мудрый человек. И я повторяю Вам его слова. Нам самим надо жить во спасение и делать все, что зависит от нас. А Вы сами отбиваете себе вкус к духовным трудам, мысленно обрекая их на поражение. А мысли-то не в духе Христовом, не по Богу, а по человеческим суждениям. А все это потому, что, действительно, мало места в жизни нашей отдано Спасителю. Уже в третьем веке св. муч. Иустин говорил, что не во власти христиан прекратить гонения на Церковь, на веру: «Гонения будут продолжаться до тех пор, пока приидет Господь и освободит всех». (архим. Иоанн (Крестьянкин))
Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они «равнодушные» и растут, а не из-за «слабости воспитательной работы». Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие. И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!
Обличать порок и утверждать милость — разные вещи. Молодые никем не вынуждаются жить неправильно — «кто ест виноград — у того и оскомина будет»… а пострадавшим воздастся сторицей.
Кроме того, действительно, «подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие»… на земле.
«Нам не было поручено сделать так, чтобы истина восторжествовала. Нам было поручено всего лишь свидетельствовать о ней», — сказал один мудрый человек. И я повторяю Вам его слова. Нам самим надо жить во спасение и делать все, что зависит от нас. А Вы сами отбиваете себе вкус к духовным трудам, мысленно обрекая их на поражение. А мысли-то не в духе Христовом, не по Богу, а по человеческим суждениям. А все это потому, что, действительно, мало места в жизни нашей отдано Спасителю. Уже в третьем веке св. муч. Иустин говорил, что не во власти христиан прекратить гонения на Церковь, на веру: «Гонения будут продолжаться до тех пор, пока приидет Господь и освободит всех». (архим. Иоанн (Крестьянкин))
Да хоть юы просто грех назвать грехом, а конкретных людей пусть Бог судит.
А у нас вон всякие Марки РПЦЗ с Сергиянством хотят примирить…
Кстати, не без мысли о сергианстве я это помещал…
Да хоть юы просто грех назвать грехом, а конкретных людей пусть Бог судит.
А у нас вон всякие Марки РПЦЗ с Сергиянством хотят примирить…
Да, рассуждения кажутся очень правдивыми… но — как ни горько — не реалистичными, потому что и суд-то сам себя дискредитировал. Кто ему доверится? Так что я, прочитав, сразу стала думать немного о других проблемах.
Суд может быть совсем не обязательно юридическим. Суд должен быть в смысле покаяния.
Суд должен быть в смысле покаяния.
Был даже одноименный фильм Тенгиза Абуладзе. Только что это дало.
Да, рассуждения кажутся очень правдивыми… но — как ни горько — не реалистичными, потому что и суд-то сам себя дискредитировал. Кто ему доверится? Так что я, прочитав, сразу стала думать немного о других проблемах.
А как же «не суди»?..
А как же «не суди»?..
Кстати, не без мысли о сергианстве я это помещал…
Суд может быть совсем не обязательно юридическим. Суд должен быть в смысле покаяния.
Суд должен быть в смысле покаяния.
Был даже одноименный фильм Тенгиза Абуладзе. Только что это дало.